Квадра
Шрифт:
Больше часа Дан думал о своем дурацком поведении и крыл себя последними словами. Потом слова кончились. Он начал представлять себе те слова и взгляды, которыми наградит его властитель за удачно выполненную миссию, но воображение тоже иссякло быстро. И мысли тоже. Одно осталось: трагический взгляд темно-зеленых глаз. Ведь говорил Аль: глаза чистого цвета бывают только у эльфов, да и в том самом поселении, неподалеку от которого они свершали свой геройский подвиг, насмотрелся и на голубизну разных оттенков, и на синеву, и на зелень. Даже темно-фиолетовые глаза были. Как в мультиках рисуют, без полутонов. Кайя…
Она пришла так незаметно, что
– Простите.
– Кайя… – начал Дан пропавшим голосом. – Кайя, простите меня.
– Вы сожалеете, я знаю…
– Я не сожалею, Кайя. Я буду помнить этот поцелуй всю жизнь.
– О, Дан, – вздохнула она. – Не стоит. Постарайтесь забыть. Я принадлежу Кондрату, я его собственность. Он обращается со мной хорошо, правда. Вы даже приняли меня за его жену. Мне повезло с ним… Мне так жаль, Дан!
Горло сдавило крепче, чем магией. Дан молча смотрел на женщину своей мечты… нет, даже не мечтал никогда. Любовь? А черт ее знает. Но что с сердцем делалось, как прерывалось дыхание, как больно было… так больно, как никогда в жизни.
– Кондрат велел мне заботиться о вас, Дан. Вам что-нибудь нужно?
Дан покачал головой. Бог знает сколько времени они простояли, молча глядя друг на друга. Наверное, именно это называется «не судьба». В этом мире – не судьба. И как было бы здорово, если бы властитель поскорее оторвал ему голову…
Дан думал, что хуже не бывает, и очень сильно ошибся. Эта комната была спальней Кондрата, и мразь эта благородная заявилась ночевать в собственной постели. Не в одиночку.
Он не обижал Кайю, не был с ней груб, но и нежен особенно не был. Велел раздеваться, уложил и приступил к делу. Как с резиновой куклой. Пара дежурных ласк и сам процесс. Он явно заботился только о себе.
Дан хотел смотреть в другую сторону или зажмуриться, но не получалось, наоборот, даже почти не моргал, глаза резало. Он словно окаменел, и магия тут была ни при чем. Такого шока он не испытывал никогда. Легче было оказаться в этом, тогда еще чужом мире. Куда легче было перенести первое свое унижение – о боже, поротую задницу он считал унижением! а каково сейчас Кайе? и уж сущей мелочью было соседство в темнице с крайне несвежим покойником…
Кайя старалась не встречаться с ним взглядом. Когда Кондрат наконец отвалился, небрежно чмокнул ее в плечо и тихонько засопел, она робко глянула в сторону Дана – и все, ни он, ни она не смогли отвести глаз. Обе луны настойчиво светили в окна, так что Дан прекрасно видел страдальческое выражение ее лица.
Утром Дан окаменел уже физически. Руки онемели так, что упражнения для неподвижности не помогали, он не мог напрячь мышцы, ноги гудели. Кондрат велел Кайе накормить Дана и сделать ему массаж. От еды он отказался, а прикосновения маленьких, но удивительно сильных рук едва не довели его до безумия. Не хотелось думать, зачем нужны в спальне наручники.
Она ушла, только когда у Дана невыносимо заболели руки. Ушла только для того, чтобы притащить ему высоченный табурет, неудобный, крохотный, невеликая Данова задница была вдвое шире сиденья, но хоть ноги могли отдохнуть. Движение так не утомляет, как неподвижность. И черт подери, как же ему нужно было в сортир! И именно Кайя, и именно по приказу Кондрата подставила ему горшок и расстегнула штаны. Никого Дан так не ненавидел, ни Фрику, ни ее придворных, ни тем более бородатого кастрата… Убью. Обязательно. Не сейчас – властитель не позволит, но непременно
* * *
Это продолжалось еще трое суток. Дан вымотался и физически, и морально, контролировать выражение лица перестал уже на второй день, и Кондрат невольно шарахался от его взгляда. Глаза убийцы? ну пожалуйста. Любуйся.
Кайя ухаживала за ним, и эти три дня и три ночи унижения все равно были возможностью видеть ее… а ей – видеть его. И слов не надо, Дан знал, что она чувствует то же. Смотрела так, словно хотела насмотреться на всю оставшуюся жизнь. Прикасалась так, как не прикасалась к Кондрату. Рассказывала, что живет здесь уже несколько лет, и ей действительно повезло, ее сразу привезли сюда, а ведь некоторые так и кочуют по разным хозяевам. Поначалу, после резни, эльфы действительно были заложниками, обращались с ними соответственно, а потом об этом забыли и стали распоряжаться заложниками, как своей собственностью… и со временем стали собственностью. Может быть, это не соответствует законам Траитии, да кто ж объяснять станет эльфам законы… А даже если и не соответствует, кому жаловаться? Эльфы бесправны. И так удивительно, что Дан не презирает и не ненавидит эльфов…
Властитель вошел впереди Кондрата, молча смотрел на Дана целую минуту – Дан и не подумал отвести взгляда. Потом всего-то прикоснулся к кандалам (они даже не упали – они рассыпались в ржавую пыль) и подхватил Дана, потому что его качнуло. Он ни слова не сказал, в сторону хозяина и не глянул, словно и не было его, хотя тот пытался что-то говорить, не забыл прихватить катану с комода, крепко поддерживая Дана, вывел его на улицу, посадил на лошадь перед собой и, ни разу не оглянувшись, пустил ее ровной рысью. И так и молчал всю дорогу до первого постоялого двора в паре миль от поместья. Уже в комнате подал голос: велел тащить лохань и побольше горячей воды, раздел Дана, осмотрел помял мышцы (Дан невольно охнул). Нирут покачал головой.
– Упражнения делал?
– Делал.
– Сколько пробыл в таком положении?
– Трое с половиной суток. Он не успел передать мне информа…
Дан потрясенно замолчал, когда Нирут объяснил, что надо сделать с этой информацией и благородным графом, а также с его родителями, тетками, племянниками и несовершеннолетней дочерью. Ушло на это не менее пяти минут. После властитель лично запихал Дана в лохань с водой не просто горячей, а обжигающей, продержал там долгие пять минут, а потом уже подлил холодной, дал полежать, вынул, кинул мокрого на кровать и сделал такой жестокий массаж, что Дан едва не проглотил подушку.
– Ты говорить способен? И рассуждать?
Зря он спросил. То ли ситуация в спальне к расслаблению не располагала, то ли присутствие Кайи поддерживало, то ли еще что помогало держаться, но сейчас, в постели, в тихом постоялом дворе, стало так тошно, что Дан едва не взвыл громче оборотня, потерял разум – какое там рассуждать! – и рванулся в никуда, да мощные объятия властителя привели его… нет, не в чувство. Словно краны открыли, и, наверное, полчаса Дан изливал все, что набралось на душе. Не факты докладывал, как обычно, а перескакивал с одного на другое, невнятно мычал, стонал и чуть не плакал.