Квадробер в законе
Шрифт:
Сарыг-оол, облаченный в традиционный тувинский халат глубокого синего цвета, расшитый золотыми нитями в виде спиралей и шаманских символов, неспешно прохаживался по залу. Его посох, украшенный разноцветными лентами и серебряными бубенцами, тихо позвякивал в такт шагам. Глубокие морщины на смуглом лице складывались в причудливый узор, а глаза, казалось, смотрели сквозь время.
Дед Пихто устроился в своем любимом кресле – антикварном, с резными подлокотниками в виде драконов, которые иногда, как утверждали очевидцы, меняли положение. Его видавший виды посох, с навершием из настоящего
– Итак, молодой оборотень, – голос Сарыг-оола звучал как горное эхо, глубокий и раскатистый, – твоя проблема в том, что ты пытаешься командовать своим внутренним зверем.
Я стоял в центре начертанного на полу круга, украшенного древними символами. Внутренний леопард беспокойно ворочался, реагируя на магию, наполнявшую пространство. Мышцы подрагивали, готовые в любой момент начать трансформацию, а обострившиеся чувства улавливали каждый шорох, каждое движение воздуха.
– А разве не в этом суть? – я попытался сконцентрироваться на частичной трансформации, чувствуя, как по телу пробегает волна изменений. Кожа зудела, словно тысячи невидимых иголочек пытались пробиться наружу, но процесс снова шел неравномерно – хвост появился какой-то кривой, а уши так и не определились с размером.
– Зверь внутри тебя – не подчиненный, а партнер, – тувинский шаман приблизился, от его халата исходил запах степных трав и дыма древних костров. – Как в горловом пении – нельзя заставить голос звучать правильно, нужно позволить ему течь естественно.
В доказательство своих слов он издал несколько низких, вибрирующих звуков, от которых задрожали стекла в окнах, а пламя в курильницах заколебалось в такт. По моему позвоночнику пробежала волна мурашек – внутренний зверь отозвался на древний зов.
Дед Пихто, чьи глаза начали светиться зеленоватым светом в такт его посоху, одобрительно кивнул:
– Правильно говорит! Помнишь, Сарыг-оол, как ты меня учил этому в Саянах? – его голос наполнился ностальгией. – После третьей бутылки архи я так в резонанс с духами вошел, что медведи сами разбегались!
– Да-да, – тувинский шаман рассмеялся, и его смех напоминал перекатывающиеся по горам камни, – а потом ты неделю икал на три голоса одновременно!
Я почувствовал, как внутренний зверь отзывается на их веселье – в груди зарождалось что-то среднее между мурлыканьем и рычанием. Магия в воздухе сгустилась настолько, что казалось, ее можно было потрогать руками.
– Господа практикующие шаманы, – я попытался придать голосу солидность, хотя получилось не очень – когда у тебя наполовину трансформированная гортань, звучит это примерно как помесь мяуканья с дипломатическим кашлем. – Может вернемся к моему обучению? А то у меня хвост уже начал завязываться морским узлом от ваших воспоминаний.
– Молодежь, – проворчал дед Пихто, поднимаясь из кресла. Драконы на подлокотниках как будто проводили его недовольными взглядами. – Никакого уважения к историческому наследию. Ладно, давай попробуем по-другому. Сарыг-оол, помнишь тот прием с визуализацией?
Тувинский шаман замер посреди движения, его глаза вспыхнули древним
– О! Тот самый, с погружением в тотемный транс? – он достал из складок халата связку странных амулетов, каждый из которых, казалось, был пропитан историей длиной в столетия. – Только давай без той настойки на мухоморах – а то в прошлый раз полтайги чуть не снесло.
Они синхронно взмахнули посохами, и воздух в зале мгновенно изменился. Стал густым, как мед, наполнился мерцающими искрами, похожими на светлячков. По стенам поползли живые тени – не просто силуэты, а настоящие наскальные рисунки, словно сошедшие с древних камней. Охотники и звери, шаманы в ритуальных масках, спирали и узоры, значение которых давно забыто.
Я почувствовал, как внутренний зверь отзывается на эту древнюю магию. Он больше не рвался наружу, а словно прислушивался, принюхивался к чему-то знакомому, забытому, но родному. Через мои обостренные чувства мир воспринимался иначе – я видел не просто движения теней, а целые истории, слышал не просто звон бубенцов, а отголоски древних песен.
– Значит так, котик, – дед Пихто очертил посохом круг, и пол под ногами засветился рунами, похожими на остывающие угли. – Представь, что ты не просто превращаешься, а... танцуешь со своим зверем. Как в старом шаманском ритуале.
– Только без бубна! – поспешно добавил я, вспомнив якутского шамана и его музыкальные эксперименты. По спине пробежал холодок – кажется, даже внутренний леопард содрогнулся от этого воспоминания.
– Без бубна, – согласился Сарыг-оол, его голос стал глубже, словно шел из недр земли. – Но с правильным настроем. Вот смотри...
Он сделал несколько плавных движений, похожих на течение горной реки, и его фигура начала меняться. Не резко, как у оборотней, а словно акварельный рисунок под дождем – одни черты плавно перетекали в другие. Сквозь человеческий облик проступали древние формы: вот мелькнул силуэт волка, вот проявились медвежьи черты, а вот промелькнуло что-то совсем уж изначальное, чему даже названия не было.
Воздух вокруг него дрожал от силы, а тени на стенах, казалось, склонялись в почтении. Даже пыль в лучах закатного солнца замерла, создавая вокруг шамана сияющий ореол.
– Вот это да, – выдохнул я, чувствуя, как внутренний зверь завороженно следит за превращением. – А можно так же?
Дед Пихто хмыкнул, постукивая посохом по полу. Каждый удар отзывался в рунах зеленоватыми вспышками:
– Можно, но для начала научись хотя бы хвост правильно отращивать. А то ходить будешь как павлин после встречи с газонокосилкой. Давай, пробуй. Прислушайся к своему зверю, почувствуй его ритм...
Следующий час пространство тренировочного зала наполняли странные звуки и магические всполохи. По углам клубились тени, принимающие формы древних существ, а руны на полу пульсировали в такт моим попыткам освоить новую технику.
– Нет, не так резко! – голос Сарыг-оола звучал как горное эхо. – Плавнее, будто течешь как горная река... Позволь изменениям найти свой путь.
– Когти выпускай постепенно, – добавлял дед Пихто, чьи глаза теперь светились ярче, чем его посох. – А не как папин перочинный ножик! Чувствуешь разницу? Вот, уже лучше...