Кваздапил. История одной любви. Начало
Шрифт:
Оставшись в божественном ничего, Настя проделала со мной то же самое. Прямой намек организма на желание, которое я буду загадывать, вызвал загадочную улыбку. Джоконда, понимаешь. Если у сегодняшней ночи имеется не единственный вариант завершения, то не знаю что думать. Пока же думалось только о нашем виде (в основном о сказочном Настином), о наших желаниях (в основном о природно-нескрываемом моем) и о возможных каверзах напарницы, которая уже демонстрировала богатство воображения. Желание, аналогичное тому, что сводит судорогами мои мозги и прочие части тела, с ее стороны
Настя медленно тасовала колоду.
– Раздаем по очереди или доверишь мне? – спросила она. – Я, например, мужчинам не доверяю, каждый второй – шулер, а каждый первый норовит смухлевать.
– Нет проблем. Раздавай.
На ковер вывалились две карты.
– Десятка, – сказал я.
Настя перевернула свою.
– Дама.
Она задумалась.
Пауза длилось нестерпимо долго, я почувствовал себя в аду на сковородке.
– Ты же сказала, что все решила.
– Решила, но как заставить тебя сделать то, чего не хочешь? Ладно, забудем про фломастеры. – Настя сходила за сумочкой, рядом со мной на ковер упал вынутый тюбик помады. – Желаю, чтобы ты написал вдоль всей Люськи свое имя большими буквами, а затем слизал. Ни учебы, ни денег желание не касается – значит, отмазаться не сможешь. Прошу, мой рыцарь печального образа. К барьеру.
Настин взгляд крушил попытки сопротивления, как кувалда спичечный коробок, а указующий перст отправлял на подвиги. Подобрав тюбик, я отправился к мирно отсутствовавшей в этом мире сокурснице.
Из-под одеяла торчала вывалившаяся нога. Я аккуратно убрал одеяло в сторону. На розовом поле раскинулись горы, долины и овраги, не подозревавшие, как ими распорядилась лихая подружка.
– Писать имя или прозвище?
– Да кто помнит твое имя? Конечно, прозвище!
Первым делом я аккуратно вернул на место откинутую ногу. Теперь она, длинная, гладкая и прохладная, вновь лежала впритык ко второй, и мои чувства смущались не так сильно. Хотя, куда уж больше.
От двери в спальню ситуацией забавлялась ее создательница.
Я начал от выемки между ключицами. Среди выпучивших «глаза» удивленных грудей появились первые буквы: «Ква»…
– Крупнее! – прошипела Настя. – Не шпаргалку пишешь. А то заставлю переписывать – минимум десять раз, как в детстве, когда у детей почерк хромает. Кстати о почерке: пиши четче!
Я продолжил выводить: «З»… «Д»…
«И» пришлось рисовать уже около ямки пупка. Осталась всего одна «К».
– Не сокращай! Не «Квазик» пиши, а полностью!
– Не поместится.
– Вот уж неправда. – Настя искренне веселилась, заодно мстила за ненаписанный диплом. – Боишься, что в самый пикантный момент Теплица очнется?
Это действительно напрягало. Однако, признаваться не хотелось.
– У меня алиби: меня заставили. Все претензии к правообладателю желания.
– Как же я устала от умников. Давай слизывай последнюю букву и пиши как следует.
После того как Люську помыли, она не вызывала прежнего отторжения. Сейчас передо мной лежала спящая красавица, почти сказочная, если не приближаться к лицу. Главное, что требовалось от рыцаря – ни в коем случае не разбудить заколдованную деву. В любую секунду чары могли развеяться, тогда принцесса обратится в злую ведьму, и рыцарю настучат по тыкве. Самое обидное, что, будучи несправедливо обиженным, он не посмеет дать сдачи, потому что рыцари принцесс не бьют.
Помада размазалась языком по нежной глади, затем губами я тщательно впитал все лишнее. На очищенном холсте рука художника завершила начатое. С последней буквой, как я и предполагал, пришлось помучиться. Пульс из рваного перешел в сплошное стрекотание, грудь хотела взорваться и при выдохе могла сдвинуть паровоз. Простит ли меня Теплицына, когда узнает, каких заповедных кущ достиг предел моих художеств?
Не когда, а если. Не надо, чтобы она узнала. Я, конечно, не виноват, меня заставили, но объяснить это, боюсь, будет трудно.
С чувством выполненного долга я оглянулся:
– Так?
– Отлично, переходим к основному этапу. Не отворачивайся, а то скрываешь самое прикольное, это же спектакль для победительницы, в конце концов. Лезь на кровать с другой стороны и приступай к самому приятному.
Если б не полумрак, мне никогда бы не решиться на подобное. Ночь и предвкушение делали свое дело, от двери подначивала соблазнительная зрительница, и мои колени продавили матрас рядом с Люськой. Ладони оперлись о покрывало. Голова, как у зверья на водопое, склонилась над молочной рекой с медовыми берегами.
– Молодец. Давай!
Поле для действий несравнимо превышало слизанную ранее «И». Лоб вспотел, язык конфузливо начал с верхней «К», хотя о стыдливости в сложившейся ситуации речи идти просто не могло. Ничего, выиграю – отомщу. Подвыпившая баловница настроена на долгое веселье, вот и повеселимся.
«В». Полет нормальный. Хорошо, что я писал острием помады, стоило надавить сильнее, и тогда не факт, что губы и язык справились бы. Для удаления улик пришлось бы снова тащить Люську в ванную.
При слизывании «А», утопленной в пологой ложбинке, то нос, то подбородок касались мягкого окружения. Уши горели. При каждом движении челка окучивала маленькую красную корону, невесомым поглаживанием превращая ее в шляпу колдуньи. Со стороны, наверное, смотрелось очень эротично. Любопытно, что сейчас чувствует Настя. Она же должна что-то чувствовать?
– В следующий раз надо загадать такое же со мной, – подбадривала (или подстрекала?) она меня от двери. – Даже завидно. Если мертвое тебя так оживляет, то живое, наверное, вообще убьет?
Я не отвечал. Мне было стыдно за себя и свой организм. И мне было здорово. Все же, такого приключения в моей жизни еще не было.
Следующие три буквы дались быстро, а с «П», окружавшей пупок, пришлось повозиться.
Борьба с запупковой «И» заставила зрительницу искать новые места для обзора. Настя несколько раз меняла дислокацию. Честно говоря, я на такое тоже посмотрел бы.
Осталась последняя буква. Я перевел дух, довольная провокаторша выбрала лучший ракурс для поглощения зрелища, и я вновь нагнулся.