Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
Казаки слушали молча. Я смотрел в их лица и читал на них то же, что ощущал и в своем сердце.
«Проп-пали, проп-пали мы», — думал я тогда. Революция, советская республика, красная власть навалились опять на нас всем своим отвратительным существом!..
— А в доказательство того, что у нас в армии порядок, слово скажет ваш же кубанский есаул, командир роты нашей 34-й дивизии, — вдруг заканчивает Рабинович и жестом указывает на ту несчастную фигуру в неопределенного цвета и покроя одежде.
Это заявление произвело на всех нас впечатление. Все широко открыли глаза на своего кубанского есаула, командира красной роты, который
— Товарищи казаки!.. Я есаул 10-го Кубанского пластунского батальона Великой войны! Может быть, кто тут из вас есть, служивший в этом батальоне — то он может это подтвердить!
Это заявление произвело особенную сенсацию на казаков. Все как-то притихли от такой неожиданности.
— А ну-ка, сними свой картуз! — кто-то резко и недружелюбно выкрикнул, как бы желая разоблачить «этого самозванца», глянув в его открытое лицо.
И есаул снял послушно свою кепку и медленно повел по сторонам голову, будто ища знакомых казаков и офицеров и показывая свое лицо «в натуральном виде».
— Ваня-а! — крикнул рядом со мной стоявший друг детства, бывший учитель, а теперь сотник 10-го пластунского батальона еще с Великой войны, Гриня Белоусов.
Сомнений не стало: это был, действительно, наш кубанский есаул-пластун. Речь его не была так связна, как предыдущих комиссаров. Он говорил только об армии, в которую попал случайно в Екатеринодаре при отступлении. Он командует ротой. Уговаривал казаков «ничего не бояться» и спокойно ждать событий. Это произвело на казаков большее впечатление, чем слова предыдущих ораторов.
Речи закончены. Комиссары хотели говорить с казаками уже «почастному» и задавать им вопросы. Это была «их служба».
После всего этого генерал Морозов с комиссарами двинулся на Адлер, чтобы говорить с полками, находившимися там, а нам позволили оставить у себя есаула, чтобы ближе познакомиться с порядками в Красной армии. И он рассказал нам, что его часть отходила через Ека-теринодар. Он побежал на Дубинку попрощаться с женой, но когда бежал обратно — мост через Кубань был взорван и он наткнулся на красных. Быстро перескочив через забор, скрылся в каком-то дворе и, отсидевшись, вечером вернулся к семье. На следующий день — регистрация офицеров. Их было много. Его, как и других, поставили в строй. И с тех пор «он гнал своих же, белых» в составе 34-й красной дивизии.
Его оценка Красной армии была менее оптимистична, чем у комиссаров. Но «все же порядок, безусловно, есть. Кормят хорошо. Комиссары мало вмешиваются в строевое дело, и красноармейцы слушаются своих командиров. Вне строя, конечно, все равны», — закончил он.
Он сказал больше положительное о Красной армии, но наблюдательный человек заметил бы в этом и многое отрицательное. Во всяком случае, его выступление сыграло только на руку красным. Фамилию его забыл.
Я не мог понять — почему красные медлили? Уже прошло 3 дня после ультиматума «о сдаче», а мы все еще остаемся вооруженными. Тянул ли время Морозов, чтобы было возможно «спасаться каждому, как кто может», или красные, ввиду своей малочисленности, боялись вступить в вооруженную и многочисленную зону казаков? Не знаю.
Приезд комиссаров произвел на меня тяжелое впечатление. Я высказал офицерам полка свои мрачные мысли. И видел, что все они были не в радркном настроении. Но мы не знали — что же нам делать? Куда идти? Как спасаться? Спасаться, конечно,
Разрушительная сила почему-то всегда сильнее созидательной. И как уговаривали эти комиссары! И конечно, действовали на исстрадавшуюся душу казака. Да и не могут ли не действовать на нее такие слова, которые они говорили, взывая к казакам: «Вас советская власть не тронет. Вы будете по-прежнему трудиться на своей земле. Вас мы даже не возьмем в Красную армию. Идите и работайте дома и живите со своими семьями спокойно».
Трагикомический случай с комиссарами
За Адлером комиссары вновь выступили перед казаками. Там были и донские части. Что произошло — не знаю. Но генерал Морозов в тюрьме в Костроме, в плену у красных, как-то сказал, отвечая на наши вопросы:
— Мерзавцы, чуть не убили нас донцы.
Появление красных комиссаров среди донцов произвело такое впечатление, какое производит красная тряпка на быка. С криками, с оскорблениями донцы решили их арестовать. Генерал Морозов, в естественном порядке, активно стал на защиту «своих гостей». Донцы схватились за оружие. Комиссары и генерал Морозов бросились в лес, спрятались и какими-то путями пробрались в нейтральную зону. Оттуда Морозов телефонировал генералу Хоранову выслать к нему надежную часть, чтобы спасти их, главное, спасти комиссаров, так как в случае их гибели произойдет катастрофа, перемирие будет сорвано и красные двинутся в наступление. А каковы будут результаты этого — можно предполагать.
Генерал Хоранов обратился ко мне и просил «Федор Ивановича» выслать сотни две Аабинцев на выручку «гостей». Я наотрез отказался и предупредил командиров сотен — в случае «нажима» со стороны Хоранова доложить ему, что «казаки этого не хотят».
К нашему удивлению, генерал Морозов и комиссары сами выбрались из опасности. Казакам вся эта история очень понравилась. Они и смеялись, и жалели, что комиссары выбрались живыми. Таково было настроение казаков уже перед самой капитуляцией. И появись тогда среди нас видный и авторитетный кубанский генерал с решительным характером — пошли бы многие и на авантюру.
Историческое прошлое Кубанского Войска обязывало к этому. Но для этого нужна была личность. Ее не оказалось среди кубанского генералитета. Достойных было много, но великих не было. Вот почему и погибла в мучениях Кубанская армия.
Красные решили действовать. В эту же ночь на 22 апреля из Хосты от генерала Морозова получено следующее распоряжение:
«Завтра, 22 апреля, на Грузинскую границу пройдет батальон красной армии для занятия постов. Приказываю всем гг. офицерам и казакам снять все внешние воинские отличия (погоны) Вооруженных Сил Юга России, во избежание инцидентов при проходе красной армии. Разрешается не снимать только боевые ордена Великой войны.
Кроме того, приказываю: все оружие — пушки, пулеметы, винтовки и револьверы сложить в порядке у шоссе — винтовки в козлы, а пушки и пулеметы в один ряд. И возле них не быть казакам. Холодное оружие оставить при казаках, а гг. офицерам оставить и револьверы» .
— Ну вот и конец, — сказали мы, прочитав это. Конец всему. А пароходов из Крыма так и нет.
Настало утро 22 апреля. Стояла дивная весенняя погода. Было так тепло и радостно в природе! Так хотелось жить!.. Но вместо жизни нам преподносился смертельный яд.