Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
— Господа, дело не законченное, нам еще могут подать пароходы из Крыма. Мы будем ждать. Важно не расстроить полк. Но никому не возбраняется искать своих путей, — добавляю.
При личном опросе все высказались «остаться с полком». Решили выехать, и немедленно, только командир 2-й сотни, есаул Луценко и его младший офицер, хорунжий Шопин. Оба доложили, что им возвращаться в свои станицы невозможно, так как они «много залили сала за кожу местным своим мужикам», как доложили собранию. Оба они из заслуженных урядников.
При Луценко был и его отец, отступивший в горы. Луценко продиктовал отцу
Высокий сухой старик лет под семьдесят, с библейской узкой, длинной седой бородой, словно олицетворявший всю нашу «седую Кубань», выслушивая сына, он только кивал и поддакивал: «Да, да, сыночек, останусь» .
Старик не плакал, но я видел, какая жуткая трагедия происходила в его неиспорченной душе: ненависть к красным, разлука с сыном, а позади, в своей станице, беспомощная семья. Я обласкал старика, как мог. Луценко и Шопину приказал выдать положенное жалованье и эвакуационные деньги в сумме двухмесячного жалованья, согласно приказу генерала Деникина.
Распрощавшись со всеми дружески, они выехали в Адлер в полночь того же дня. С ними выехал и мой кучер, вахмистр, казак станицы Михайловской, который доложил мне, что и он «много залил сала за шкуру своим мужикам станицы, почему остаться не можем». Фамилию его не помню.
Это были все, кто покинул полк по личным мотивам. Их больше я не увидел. Есаул Луценко умер своей смертью во Франции перед 1930 годом, а хорунжий Шопин поступил рядовым в 1-й Кавалерийский полк Иностранного легиона французской армии, дослужился до звания сержанта и погиб в Сирии в бою против восставших друзов. С ним погиб и наш молодой кавказец есаул Сережа Поволоцкий229, будучи также сержантом.
Офицеры-корниловцы. В Адлере, у Атамана Букретова
Жуткая ночь прошла. Утром 20 апреля скачу в Адлер. Надо узнать — возможно, что прибыли транспорты из Крыма? Сдаваться красным мы ведь совершенно не собираемся! Как доложил полковник Дрейлинг, цель переговоров — «оттянуть время, пока прибудут пароходы из Крыма».
На полпути к Адлеру обнаруживаю обоз Корниловского полка. Путь мой преграждают человек пятнадцать офицеров полка. Впереди них полковник Аитвиненко, рядом войсковой старшина Марков; за ними есаулы Збронский, Мартыненко, Носенко, Тюнин, братья Кононенко, Коз-лов-младший и еще кто-то. Позади всех стоит наш младший брат Георгий, есаул. Других не помню.
— Куда Вы спешите, господин полковник? Зачем? Что слышно? Неужели сдаваться красным? Да никогда! — забросал меня вопросами Литвиненко.
Оказывается — они ночью бежали из полка, занимающего арьергардные позиции, и, если будет утвержден мир с красными, они будут грузиться на «Бештау» одиночным порядком.
— Полки еще сильны! Мы еще можем сопротивляться! Надо идти в Грузию! И если потребуется — силой развернуть границу, но войти! — продолжает возбужденно, короткими фразами, не говорит, а выкрикивает экспансивный полковник Литвиненко.
— Я только командир полка, у нас теперь начальник дивизии полковник Преображенский, обращайтесь к нему, — отвечаю всем присутствующим.
— Плюньте на этот штаб
Я удивился возбужденности их, словно кто-то уже хватает их за горло. Что там у них произошло в полку, я не знаю. Они говорят, что командир полка, войсковой старшина Безладнов упрямо будто бы заявил им, что он держит ответственную арьергардную позицию и без приказания ее не оставит. Он потребовал, чтобы офицеры оставались до конца при своих сотнях, но они ночью оставили полк, прибыли сюда, в обоз, и не знают, что дальше делать?
— Хорошо. Едемте со мной в штаб Войска, к Атаману, — Вы, Илларион Васильевич и Марков, там выясним все, — предлагаю им.
Они согласились. К ним присоединился по своей инициативе есаул Збронский.
Мы в штабе Войска. Там большая суматоха. Миновав парных часовых, вошли в знакомый мне по вчерашнему военному совещанию дом.
— Атаман занят и принять Вас не может, — отвечает мне высокий, стройный, с приятным лицом есаул, в аксельбанте на гимнастерке, личный адъютант Атамана Букретова — вежливо, но с полным осознанием своего высокого положения.
— А я Вас прошу доложить Атаману, что просит командир 1 -го Ла-бинского полка, — говорю ему требовательно.
Он уходит и, вернувшись, докладывает, что «Атаман лег отдыхать и просит его не тревожить, так как он не спал всю ночь».
— Вы вначале сказали, что он занят, а теперь говорите, что он отдыхает. Что это значит?.. Доложите еще, что его хотят видеть офицеры Корниловского полка вместе со мной! — уже возмущенно диктую ему.
— Я этого не могу доложить, господин полковник, и прошу понять меня, — чистосердечно отвечает адъютант, — но если Вам так нужно видеть Атамана — пройдите сами наверх и постучите ему в дверь.
Все мы четверо поднялись на второй этаж, и на мой стук в дверь послышался ответ:
— Кто там?
— Командир 1-го Лабинского полка и господа офицеры Корниловского полка хотят видеть Вас, Ваше превосходительство, — отвечаю.
Открывается дверь, и появляется Атаман. Он одет, как и вчера, — в кителе и в сапогах. Увидев нас, он «потянулся», как делает человек после крепкого сна, и даже зевнул, чтобы показать нам, что он спал.
Вслед за нами прискакали и остальные офицеры-корниловцы. Указав жестом на них, я докладываю Войсковому Атаману уже от лица всей 2-й Кубанской казачьей дивизии, что казаки совершенно не хотят сдаваться красным, что полки ждут приказа своего Атамана, могут и хотят пробиваться в Грузию и вообще идти куда угодно, но только не сдаваться.
— Разве есть части, которые еще хотят драться?.. Я этого не знал, но теперь уже поздно. Перемирие подписано, и никуда двигаться нельзя, иначе подведете других. И по всем этим вопросам теперь обращайтесь к генералу Морозову. Он находится на фронте, — спокойно, деловито произнес он.
— Так, значит, все кончено, Ваше превосходительство?
— Да, конечно.
— Ну а те офицеры, которые не могут и не хотят остаться? Позвольте получить на них пропуск на «Бештау»?
— Там все заполнено, мест нет, — отвечает он.