Лабиринт Осириса
Шрифт:
Халифа попытался вернуться обратно в камеру, но карта коридоров в голове невосстановимо перепуталась. Направо или налево? Вверх или вниз? Второй или третий проход? Нелегкая задача, даже если бы лабиринт был залит ярким светом. А в кромешной тьме невыполнимая.
Отчаявшись, он продолжал беспомощно, вслепую бродить. Иногда ему казалось, что в этом месте он уже бывал: вот несколько крутых ступеней, знакомое сужение коридора, черепки на полу тоннеля, вереница набитых мусором корзин. Но обстоятельства того, как он здесь очутился, выветрились из головы: когда и откуда пришел, куда повернул потом. И вообще: то ли это место или просто похожее, а на самом деле совсем другая часть рудника? Одно смешалось с другим, точки отсчета исчезли – растворились, словно бумага в кислоте, оставив бесформенную черную слякоть.
Он миновал что-то вроде деревянного моста над глубоким колодцем, из которого доносилось шипение, хлопанье крыльев и копошение шевелящихся тел. Немного спустя (или намного позже, или вообще до этого – время давно потеряло в лабиринте всякий смысл) ему пришлось раздвигать то, что он сначала принял за тяжелый занавес из шариков. Но, ощупав, понял, что это скелеты, висевшие на перекинутом поперек коридора брусе.
То ли до этого, то ли после этого он слышал шум бегущей воды. Попытался определить, откуда он доносится, но источник скрыла пустота.
Хотя, возможно, все это было только в его голове. Халифа больше не различал, что происходило на самом деле, а что – в его воображении. Как в самом жутком кошмаре, казались убедительными любые повороты событий. С той лишь разницей, что кошмары исчезают, когда люди просыпаются.
Халифа подумал о семье: о Зенаб, Батах, Юсуфе. Как они перенесут его потерю? Так и не узнают, почему и куда он исчез? (Боже, только бы они не подумали, что он от них сбежал.) Вспомнил о других персонажах истории, завершившейся его смертью под землей: о Самюэле Пинскере, Бен-Рое, Иман эль-Бадри и Дигби Гирлинге.
Но больше всего мыслей было о сыне Али. Его любимом мальчике, который, одинокий и беспомощный, барахтался в черных глубинах Нила.
Вот и он барахтается во тьме, пытаясь выбраться из-под земли. Интересно, как повторяются события.
Халифа продолжал идти, испытывая жажду, выбиваясь из сил, умоляя о помощи, призывая Всевышнего и всех, кто может его услышать, его спасти. До тех пор, пока у него не пропал голос. И тогда воцарилась полная тишина.
Иерусалим
– Я закругляюсь.
– Хорошо.
– Ты со мной?
– Еще немного посижу.
Джоэл Регев поднялся с дивана, пересек комнату и склонился над плечом Дова Зиски. Стол Дова был завален бумагами и фотографиями. На экране компьютера светилась страница, осененная звездой, мечом и оливковой ветвью – эмблемой сил обороны Израиля. Страница называлась «Военный набор 1972 года».
– Прикольно.
Зиски усмехнулся.
– Все то же дело об убийстве в соборе?
– Оно, какое же еще?
– Есть успехи?
– Не исключено.
Регев немного постоял, стиснул плечо Зиски и пошел к двери.
– Не заработайся, – бросил он с порога.
Зиски не ответил. Он подался вперед и вглядывался в монитор. Страницу занимали четыре колонки имен с датами рождения. Зиски водил по ним курсором, пока не остановился на середине четвертой. Нахмурился, порылся в бумагах на столе и нашел фотографию: группа женщин в армейской рабочей форме сил обороны Израиля и широкополых шляпах. Дов перевернул фотографию и вслух прочитал надпись на обратной стороне: «Дорогой Ривке. Желаю счастья! Л.».
Он перевел взгляд на экран, снова на фотографию, дважды перепроверил, чтобы окончательно убедиться, и улыбнулся.
За окном послышался скрип покрышек и громкий автомобильный гудок.
Источником скрипа и гудения стала «тойота-королла» Бен-Роя, заложившая крутой вираж, чтобы избежать столкновения с мотоциклистом, неожиданно, без всяких сигналов, выскочившим из боковой улицы. Бен-Рой машинально потянулся к выключателю сирены – первой реакцией было догнать парня и как следует отчитать. Но отвел руку. Громко выругался ему вслед и, еще раз нажав на клаксон, продолжал путь.
Перевалило за полночь. Он пробродил почти два часа. Бесцельно таскался по Рехавии, погулял в парке, прошел мимо Музея Израиля, кнессета, через Ган-Сакер. Ему не позвонил ни Халифа, ни его приятель Дэнни Перлман. И наконец он повернул к дому, признав, что больше ничего не в силах предпринять и придется отложить дело до утра.
Бен-Рой разделся и забрался в кровать. Двадцать минут лежал в темноте, глядя в полоток и сжимая в руке мобильный телефон. Внезапно в голову пришла мысль: кое-что еще можно попробовать. Шансов мало, но, насколько ему был известен расклад, ключом ко всем аспектам дела является девушка. Детектив снова натянул на себя одежду, сбежал к машине и понесся в Старый город.
Удачно разминувшись с мотоциклистом, он через пятнадцать минут оставил «тойоту» на стоянке в Кишле и вскоре оказался перед тяжелыми деревянными воротами территории армянского храма. Там, где заварилась вся эта жуткая каша.
Он стукнул в створку.
Подождал. Отворилась вырезанная в воротах дверь. За ней стоял крупный мужчина в вязаном жакете и матерчатой кепке. Из уголка его губ свисала сигарета. Один из тех сторожей, которых Бен-Рой видел, когда приходил осматривать тело Клейнберг.
– Храм закрыт, – проворчал он.
Детектив показал значок.
– Мне необходимо поговорить с архиепископом Петросяном.
– Его преосвященство отошел ко сну. Уходите.
Сторож начал закрывать дверь, но Бен-Рой ему помешал, ухватившись за створку рукой.
– Мне нужно поговорить с архиепископом Петросяном, – повторил он. И, понимая, какую враждебность вызвал в армянской общине арест священнослужителя, добавил: – Пожалуйста, мне требуется помощь. Это срочно. Очень срочно.