Лабиринт Осириса
Шрифт:
Натаниэль и был корпорацией «Баррен». И хотя возраст и пошатнувшееся здоровье принудили его после почти четырех десятилетий у кормила несколько отойти от дел, он в качестве неисполнительного председателя совета все равно командовал вовсю.
Но это не могло продолжаться долго. Следовало что-то предпринять. Старик слабел и терял хватку, и Уильям был готов действовать. Что ж из того, что ему нравились кокс, машины и проститутки – лучше всего крутые лесбиянки: они ласкали перед ним друг друга, а он одной рукой снимал их, а другой мастурбировал. Это отнюдь не означало, что он глуп. Ничего подобного. В последние несколько лет он плел собственную паутину. Надежную и крепкую. Обзаводился связями и знакомствами в высших сферах и разных полезных местах. Своими людьми в корпорации. Окинув взглядом стол, Уильям насчитал по крайней мере семерых, кто встанет на его сторону, когда придет время. Они его презирали и тем сильнее боялись. Как Майкл Корлеоне в «Крестном отце», Уильям Баррен скоро уладит семейный бизнес. Весь семейный бизнес. И горе тому, кто встанет на его пути.
– Тебя что-то забавляет, Билли-бой? – пророкотал с экрана зала заседаний медвежий голос. Он заполнил помещение и вывел Уильяма из задумчивости. Баррена-младшего видели не только сидящие за столом – на него смотрела маленькая камера наверху монитора, которая передавала изображение зала Натаниэлю в его имение Ривер-Оукс в элитном пригороде Хьюстона. В последние дни старик редко выходил из дома, а сейчас в упор смотрел на сына сверху вниз.
– Что-то забавляет? – повторил Натаниэль; его раздутое, словно баскетбольный мяч, лицо излучало недовольство.
– Нет, сэр, – заикаясь, проговорил Уильям. Слова срывались с губ, как брошенные игральные кости. Так всегда бывало, когда он нюхал кокс. – Ничего.
– Почему же ты скалишься? Люди скалятся, когда им смешно. Поделись с нами, Билли-бой.
Уильяму в голову не приходило, что он скалится. Он стиснул губы и неловко поерзал под взглядами сверлящих его тринадцати пар глаз. Как в детстве, когда старик унижал его при слугах, он почувствовал себя тупицей. Неудачником. Но он не тупица. И уж точно не неудачник. Он победитель. И скоро…
– Что же ты, Билли-бой?
Грубый, сердитый голос. Голос из ночных кошмаров Уильяма.
– Должно быть, думал о египетском тендере, – пробормотал он, стараясь обуздать накатывающие кокаиновые волны и говорить медленно и размеренно. Но перестарался и заговорил совсем как Форрест Гамп. – Если дело выгорит… мы поднимемся на новый уровень. Станем по-настоящему знаменитыми.
Отец уставился на него с экрана, точно кобра на енота. Или, вернее, как носорог на… на что там глядят носороги? Это был кульминационный момент. Миг агонии. Минута, когда ему, тридцатитрехлетнему вице-председателю транснациональной компании с оборотом пятьдесят миллиардов долларов, хотелось, как в детстве, наложить в штаны. Старик этого добивается? Ответить, наорать, выругаться, как он с ним всегда поступал? Или не обращать внимания, промолчать? Уильям чувствовал, как у него дергается нога. Члены совета замерли. Стол от края до края охватило напряжение. Секунды бежали одна за другой.
– «Баррен» и так знаменита, – заявил Натаниэль, когда Уильям уже готов был расплакаться. – По всему миру.
Он выждал несколько мгновений, еще больше нагнетая обстановку и еще выше подтягивая сына на дыбе. Затем довольно хрюкнул и откинулся на спинку стула.
– Весь мир наш, черт подери.
По залу прокатился смешок, и напряжение спало. Уильям расхохотался громче всех.
– Точно! Весь чертов мир наш! – Он захлопал в ладоши. – Мы слетелись на него, как мухи на дерьмо.
Это было неудачным замечанием. Чувство облегчения после слов отца и кокс его доконали. Уильям тут же пожалел о своей выходке. Улыбки за столом сменились смущенным покашливанием. Но отец, к счастью, как будто ничего не заметил. Поднес к лицу пластиковую кислородную маску, хрипло глубоко вдохнул (Уильяму очень хотелось бы пустить в эту маску зарин и наблюдать, как старик задохнется) и махнул рукой, давая знать, чтобы совещание продолжалось. Исполнительный директор Джим Слейн стал мямлить какие-то цифры; гнусавый голос покатился по залу, лишая его красок жизни.
Уильям оперся локтями о стол, сцепил пальцы и, стараясь казаться прилежным и сосредоточенным, снова ушел в себя. Сидящие вокруг считали, что он ничего не понимает в их разговорах, но он понимал. Знал дело сверху донизу и от начала до конца. Держал в голове все цифры, предвидел все аспекты, был в курсе всех договоров и поддоговоров. Это они не понимали его – насколько он тверд и безжалостен. Совсем как Майкл Корлеоне. Пройдет немного времени, и он уладит семейный бизнес. Он разработал план. Обзавелся друзьями. У него есть поддержка. Состоится кровопускание, после которого у руля встанет он. Все окажется под его контролем.
Луксор
Новая штаб-квартира полиции в Эль-Авамайе с пышным решетчатым фасадом и гротообразным вестибюлем с мраморным полом была необыкновенно уродливым зданием, но с претензией на архитектурное величие.
Местные жители называли его «эль-бандар» – «ступица», а те, кто работал в нем, – по-разному: мечетью, замком, свадебным пирогом, причудой Хассани.
Придя на работу в воскресенье утром после выходного дня, Халифа толкнул пыльную стеклянную дверь, кивнул дежурному сержанту и взбежал по лестнице на четвертый этаж к себе в кабинет. В старом здании он всегда приходил так, чтобы оказаться за столом не позднее восьми часов, – какие бы претензии ни предъявлял к нему Хассани, в опозданиях он его обвинить не мог. Но после переезда Халифа стал давать себе поблажку и редко появлялся в кабинете раньше девяти. А в этот день, когда он оказался на своей лестничной площадке и открыл в кабинет дверь, стрелки часов приближались уже к десяти.
– Добрый вечер, – поздоровался Ибрагим Фатхи, детектив, сидевший с ним в одной комнате. Эль-хомаар, как его прозвали, – осел.
Халифа не обратил внимания на его сарказм, плюхнулся на стул, включил компьютер и закурил «Клеопатру».
– Сообщения были?
– Я ничего не принимал, – ответил Фатхи, доставая расческу и проводя ею по набриолиненным волосам.
– Сария здесь?
– Приходил и ушел. С катера свистнули дизель. Третий случай за неделю. Он отправился на Корнич поговорить с хозяином.
Халифа глубоко затянулся. Ему не было смысла бежать к реке – Сария прекрасно справится сам. Он позвонил домой, откуда ушел всего десять минут назад. Ему хотелось постоянно поддерживать связь с семьей и знать, что с Зенаб все в порядке. Затем начал перебирать лежащие на столе документы. Дело о поножовщине в ночном клубе отеля «Тутотел» через пару недель поступает в суд, здесь он сделал все, что от него требовалось, осталось явиться на заседание и дать показания. С наркоторговлей на базаре еще придется повозиться и, наверное, стоит подскочить в Карнак проверить донесения о том, что там из хранилища пропадают древние каменные блоки – талатат. В былые времена он бы сразу помчался туда, а сейчас решил, что дело может подождать. И базар тоже. Как часто случалось в последние дни, он был не в настроении. Подумал, не позвонить ли Демиане Баракат по поводу их позавчерашнего разговора, но если бы она узнала что-то новое, набрала бы ему сама, поэтому он решил не беспокоить ее. Продолжал перелистывать одной рукой бумаги, а другой набил на клавиатуре адрес чат-форума, который стал часто посещать. Не для того, чтобы высказываться самому – он стеснялся это делать даже под вымышленным ником, – а чтобы почитать, что пишут другие. Люди с такими же проблемами, как у него. Это помогало почувствовать, что он не одинок.
Халифа подался вперед, готовясь читать. Но когда сайт загрузился, зазвонил мобильный телефон. Так, так – Демиана.
– Как раз подумывал вам позвонить. Все в порядке? – сказал он, не отрывая глаз от экрана.
– Нормально. Послушайте, я собираюсь в церковь, поэтому буду краткой. Хочу передать вам кое-какую информацию, которая может оказаться важной в связи с тем, что мы с вами позавчера обсуждали.
Халифа еще несколько мгновений смотрел на страницу, где был размещен пост некоего Джелиля из Исмаилии, который вот уже два года не мог свыкнуться с потерей жены. Затем отвернулся от монитора, чтобы уделить внимание старой приятельнице.