Лабиринт Осириса
Шрифт:
– Госпожа Клейнберг вам что-нибудь сообщила?
– Да нет. Только сказала, что Мария поделилась с ней тем, что с ней случилось в прошлом. И добавила, насколько больно ей было узнать, что молодой девушке пришлось через такое пройти. Поэтому она позвонила через неделю: спросила, может ли она еще раз приехать и задать Марии несколько вопросов.
Хиллель на мгновение замолчала, побарабанила пальцами по столу и чуть склонила голову набок, словно о чем-то задумалась.
– Точнее, она сказала, что ей необходимо с ней срочно поговорить. О чем, не сообщила. Только что очень нужно с ней поговорить. И очень забеспокоилась, когда узнала, что Мария пропала.
Темп постукивающей по полу ноги Бен-Роя стал немного быстрее.
– И после этого она стала спрашивать о египетском канале?
Наступила новая пауза – Хиллель вспоминала хронологию событий. Затем кивнула.
– Мария попала в Израиль через Египет?
– Нам не удалось это точно выяснить. – Директриса соскользнула со стола, обошла его и села в крутящееся кресло. – Она отказывалась об этом говорить. Как многие девушки, страдала от своего рода посттравматического стресса и, пытаясь выкинуть из головы все, что с ней случилось, возвела в сознании барьер между настоящим и прошлым. О ее прошлой жизни мы мало знаем. А о том, как Мария попала в Израиль, только то, что она обслуживала клиентов в квартире в пригороде Хайфы Неве-Шаанане, а до этого в какой-то момент находилась в Турции. Из этого можно сделать вывод, что ее доставили через Кипр воздушным или водным путем в Хайфу или Ашдод.
Она откинулась на спинку кресла и провела пальцем по краю стола.
– Кстати, по поводу женщины со светлыми волосами – она постоянно ее рисовала. Единственный ее сюжет. Мы так и не выяснили, кто это такая.
Бен-Рой про себя отметил, что следует еще раз взглянуть на картинку в квартире Клейнберг.
– Вам, случайно, не известно, кто ее сюда переправил? Кто был ее сутенером?
Хиллель покачала головой.
– Я же говорила, что мы имеем дело с теми, кому причинили вред, а не с теми, кто его причинил.
– И от нее никаких известий? Никакого намека, где она может быть?
– Ничего похожего. Мы было решили, что она уехала в Неве-Шаанан. Такое с беглецами случается – их тянет в те места, которые они знают, даже если это означает новое заточение в борделе. Но там ее никто не видел.
– У вас есть ее фотография?
– Конечно. – Хиллель нагнулась и включила компьютер. – Ее настоящее имя почти наверняка не Мария. Девушки постоянно берут другие имена. Это помогает отгородиться от того, чем их заставляли заниматься. Представить, что это делал кто-то другой, а не они. – Директриса выпрямилась, ожидая, когда компьютер загрузится. Бен-Рой допил успевший остыть кофе, встал и подошел к окну.
Мир снаружи был тихим, мирным и спокойным – купался в доброжелательных золотистых лучах заходящего вечернего солнца, словно в тысячах миль от того, что они обсуждали. Бен-Рой окинул взглядом пыльный район, затем опустил глаза на тротуар на противоположной стороне улицы. Там, прислонившись к стволу платана, стоял неопрятного вида мужчина с сальными волосами и смотрел на фасад приюта. Сутенер, о котором говорила Хиллель. Возникло желание открыть окно и крикнуть, чтобы он убирался ко всем чертям, но Бен-Рой решил, что его слова прозвучат доходчивее, если он скажет их с глазу на глаз. Можно даже слегка ему вмазать, чтобы лучше усвоились. Бен-Рой не любил сутенеров. А после только что услышанного еще больше укрепился в своем чувстве. Он нахмурился и посмотрел на двор перед зданием. Там стояла деревянная скамья с двумя пепельницами на ней, качающийся диван, висела бельевая веревка, в углу приткнулись детский самокат и пластмассовый трактор с педалями. Раньше Бен-Рой их не заметил.
– У вас здесь и дети живут? – удивленно спросил он.
– Пятеро, – ответил голос за спиной. – Сейчас они в школе.
– Матери, – детектив чуть было не сказал «проститутки», но вовремя сообразил, что это слово неуместно, – с ними?
– Конечно.
– А кто отцы?
– Сутенеры, клиенты, – отрывисто бросила директриса. – Не спорю, семья не идеальная, но что есть, то есть. Когда девушек спасают, мы получаем вместе с ними их детей.
Она продолжала нажимать на кнопку мыши, отыскивая фотографию. Бен-Рой не отрываясь разглядывал игрушки. Любой коп обрастает толстой кожей и вырабатывает в себе фильтр, не пропускающий отъявленную мерзость в сознание. Но иногда, несмотря на все усилия, кое-что проникает. Как, например, случилось сейчас. Игрушки разбередили Бен-Рою душу сильнее, чем все остальное, что он услышал в приюте. Сильнее, чем все, что он узнал в ходе расследования по этому делу. Чем-то невыносимо грустным веяло от маленьких существ, которым принадлежали эти игрушки и чьи жизни изуродовали еще до того, как они успели начаться. Он почувствовал, как к горлу подступает ком, и ощутил потребность немедленно позвонить Саре и сказать, как сильно он любит ее и их ребенка. Он уже потянулся за мобильным телефоном, но его позвала Хиллель, и порыв пропал. Бен-Рой еще помедлил несколько секунд, затем выкинул мысль из головы, вернул мобильник в чехол и подошел к столу.
– Вот она. – Директриса повернула к нему монитор.
Он нагнулся и вгляделся в снимок. На нем поместилась одна голова, кадр был подрезан под самый подбородок. С экрана смотрела девушка с серьезным бледным лицом, длинными черными волосами, полными губами и огромными карими глазами. Молодая. Очень молодая. Она глядела прямо в объектив с выражением одновременно напряженным и отсутствующим.
– Можете распечатать? – спросил Бен-Рой.
– Разумеется. У нас есть еще одна фотография. Хотите ее тоже?
– Если можно.
Хиллель повела мышью по столу и дважды кликнула. Вскоре на экране появился новый снимок – также одной головы, но не настолько жестоко обрезанный. На нем было видно шею и часть майки.
Во время беседы с Мордехаем Яароном в Яффе Бен-Рой ощутил «звоночек» адреналина, когда узнал, что Ривка Клейнберг ездила в Мицпе-Рамон брать интервью у члена группы «План Немезиды». Вот и сейчас произошло то же самое – только «звоночек» был гораздо громче. Больше похож на разряд, удар электрическим током. Электрический шок узнавания. Но не физической внешности девушки, а того, что она носила на шее.
– Эта девушка… – Он показал пальцем на крестик на ее груди – серебряный крестик с искусно украшенными, раздвоенными на концах лучами. – Вы знаете, откуда она родом? – И сам ответил одновременно с Хиллель: – Из Армении.
Вот что тревожило Бен-Роя с самого начала: отсутствие связи между местом преступления – собором, где убили Клейнберг, – и всем остальным, что выявилось в ходе расследования. Теперь эта связь как будто намечалась. Предстояло еще многое узнать, но у детектива впервые возникло ощущение, что он сделал шаг вперед.
Луксор
– …Осталось снести последние дома, и с места, на котором мы стоим, можно будет наслаждаться живописным видом на Луксорский храм на расстоянии не меньше двух тысяч семисот метров. Тысяча триста пятьдесят сфинксов. Можно без преувеличения утверждать, дамы и господа, что Аллея сфинксов – поистине восьмое чудо света Древнего мира.
Экскурсовод театрально указал зонтиком к югу от десятого пилона Карнакского храма, где еще ютилась группка глинобитных домов, на которые со всех сторон наступали землеройные машины. Эти хижины напоминали остатки разбитой армии голодранцев, безнадежно сопротивляющейся гораздо более сильному войску. Послышались тихие щелчки и пиканье – туристы взялись за камеры.