Лабиринт смерти (сборник)

Дик Филип Киндред

— Он знает, чем я на это отвечу, — сказала Чарли. — Ты видел, что я сделала — я укусила его, а он не выносит, когда его кусают. Тебя никогда не кусал взрослый человек? И ты никогда не думал, какие при этом бывают ощущения? А я могу сделать еще кое–что: я встаю у стены, плотно прижавшись к ней спиной и разведя руки в стороны, — и я пинаю, обеими ногами. Как–нибудь я обязательно тебе это покажу. Только запомни: никогда не трогай меня, если я не хочу, чтобы меня трогали. Никому не удастся сделать это и уйти просто так.

Ник помог ей забраться в скиб, обежал его кругом и скользнул к рычагу управления со стороны водителя. Он запустил мотор, и тут у выхода с эскалатора

появился запыхавшийся Дэнни. Увидев его, Чарли захохотала от восторга — девчоночьим смехом; она закрывала обеими руками рот и раскачивалась из стороны в сторону; глаза ее сияли.

— Ох ты, Боже мой, — выдохнула она. — Как он зол! И ничего не может поделать. Вперед!

Нажав на силовую кнопку, Ник снялся с места; их скиб, такой старый и потрепанный на вид, имел модифицированный мотор, который Дзета собрал своими руками; он усовершенствовал буквально каждую движущую часть. Так что на своем скибе Дэнни никогда бы их не догнал. Если он, конечно, тоже не модифицировал свой скиб.

— Что ты можешь сказать о его скибе? — спросил Ник у Чарли, которая сидела, аккуратно приглаживая волосы и приводя себя в порядок. — Нет ли у него…

— Дэнни не может заниматься ничем, что требует ручного труда. Очень ему не нравится пачкать руки. Но у него «Шеллингберг–8», с мотором Б–3. Так что он может летать очень быстро. Иногда, если нет другого движения — например, поздно ночью, — он разгоняется до всех пятидесяти.

— Нет проблем, — сказал Ник. — Эта старая погремушка разгоняется до семидесяти или даже до семидесяти пяти. Если, конечно, верить Дзете. — Скиб стремительно двигался, то сливаясь с утренним потоком движения, то выходя из него. — Я сброшу его с хвоста, — заявил Ник. Позади он заметил ярко–пурпурный «Шеллингберг». — Это он? — спросил он у Чарли.

Она посмотрела, обернувшись, и ответила:

— Да, это он. У Дэнни единственный пурпурный «Шеллингберг–8» во всех Соединенных Штатах.

— Я заберусь в движение, где погуще, — сказал Ник и стал спускаться к уровню, заполненному скибами, рассчитанными на короткий полет. Как только он сел на хвост одному из скибов, два других безобидных скиба тут же пристроились за ним. — А здесь я поверну, — сообщил он, когда справа, раскачиваясь, появился воздушный шар с надписью: «Хастингс–авеню». Он свернул, оказавшись — как и рассчитывал — полностью скрытым в рядах медленно двигавшихся скибов, искавших место для парковки. Большинством из них управляли женщины, отправившиеся за покупками.

Никаких признаков пурпурного «Шеллингберга–8». Он огляделся по сторонам, пытаясь найти его.

— Ты от него оторвался, — констатировала Чарли. — Он полагается на скорость — только где–нибудь в стороне от движения, — добавила она, — как ему показалось, с восторгом. — Он слишком нетерпелив; здесь он никогда не ездит.

— И что он теперь, по–твоему, сделает? — спросил Ник.

— Сдастся. В любом случае, от этого сумасшествия он оправится суток через двое. Но еще примерно сорок восемь часов он будет смертельно опасен. Вообще–то с моей стороны действительно очень глупо было прятать брошюры в лампе; здесь он прав. Но мне по–прежнему не нравится, когда меня бьют. — Она задумчиво потерла то место над ухом, куда он ее ударил. — Он больно бьет, — сказала она. — Но не выносит, когда ему дают отпор; я слишком мала, чтобы толком его ударить — так, чтобы это подействовало, — но ты видел, как я кусаюсь.

— Да уж, — отозвался он. — Это был укус столетия. — Он не хотел продолжать эту тему.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала Чарли. — Ты совершенно посторонний человек и так

помогаешь мне — хотя совсем меня не знаешь. Ты даже не знаешь моей фамилии.

— Меня вполне устраивает Чарли, — ответил он. Это, похоже, удовлетворило ее.

— Но я не слышала твоего имени, — сказала девушка.

— Ник Эпплтон.

Она засмеялась своим булькающим смехом, прикрывая пальцами рот.

— Это имя мог бы носить какой–нибудь литературный персонаж. «Ник Эпплтон». А может быть, частный сыщик. Или один из телеведущих.

— Это имя указывает на компетентность, — сказал Ник.

— Ну, ты действительно компетентен, — согласилась она. — Я имею в виду, что ты вытащил нас — меня — оттуда. Спасибо.

— Где ты собираешься провести следующие сорок восемь часов? — спросил Ник. — Пока он не остынет.

— У меня есть другая квартира; ею мы тоже пользуемся. Мы переправляем товар с одной квартиры на другую — на тот случай, если на нас будет выписан ОА–ордер. Обыск и арест, как тебе известно. Но они нас не подозревают. У родителей Дэнни куча денег и много разных связей; как–то раз, когда вокруг нас стала околачиваться ищейка, один высокий чин из ПДР, друг Дэнниного папы, позвонил куда надо, чтобы от нас отстали. Это был единственный случай, когда у нас возникли проблемы.

— Не думаю, что тебе следует идти на эту квартиру, — сказал Ник.

— Это почему? Там всe мои вещи.

— Отправляйся туда, где он тебя не найдет. Он может убить тебя. — Ник читал разные статьи об изменениях личности, которым подвергаются алкоголики. О том, сколько звериной ярости зачастую выплескивается наружу, о фактически патологической структуре личности, о быстро прогрессирующей мании и неистовой параноидальной подозрительности. Ну вот, теперь–то он сам столкнулся с этим, увидел алкоголика. И ему это не понравилось. Нет ничего удивительного в том, что власти признали это противозаконным — действительно противозаконным: если им удавалось изловить алкоголика, то обычно он на всю оставшуюся жизнь оказывался в психодидактическом рабочем лагере. Или пока он не был в состоянии нанять какого–нибудь крупного юриста, который в свою очередь мог бы оплатить дорогостоящее индивидуальное тестирование, ставящее целью доказать, что период пристрастия к алкоголю закончился. Но на самом деле он, конечно, никогда не заканчивался. Одержимый алкоголем оставался таковым навсегда — несмотря на операцию Плата на промежуточном мозге, области мозга, контролирующей оральные потребности.

— Если он будет меня убивать, — сказала Чарли, — то и я убью его. А вообще–то он напуган куда больше меня. У него куча всяких страхов; почти все, что он делает, делается от страха — или, я бы сказала, в панике. Он все время находится в какой–то истерической панике.

— А что, если бы он не пил?

— Он все равно был бы напуган; потому и пьет… Но не впадает в бешенство, пока не напьется; он просто хочет куда–нибудь убежать и спрятаться. Но этого он не может сделать — потому что думает, что люди наблюдают за ним и понимают, что он торговец, — и тогда он пьет; потом все это и происходит.

— Но ведь когда он пьет, — сказал Ник, — он привлекает к себе внимание; а это как раз и есть то, чего он пытается избежать. Разве не так?

— Может быть, и нет. Может быть, он хочет, чтобы его поймали. Он ведь и палец о палец не ударил, чтобы чем–нибудь заняться до того, как начал торговать книжками, брошюрами и микрокассетами; его всегда обеспечивала семья. А теперь он пользуется доверчи… — как это говорится?

— Доверчивостью, — подсказал Ник.

— Это значит — когда ты хочешь верить?