Лабиринты чувств
Шрифт:
— Вот видишь, — торжествовала Ольга, — а ты хотела растрепать про мое отчисление!
— Да не хотела я!
— Хотела-хотела, не увиливай!
…Вначале девушки ютились в общежитии на одной койке. Но Юлька не высыпалась: ведь ей нужно было с утра бежать на занятия, тогда как Ольга продолжала нежиться одна в теплой постели, сколько душа хотела.
Затем они тайком пронесли в комнату дополнительную раскладушку — правда, спать на ней пришлось опять-таки младшенькой, как всегда, уступившей более удобное место сестре.
Но вскоре Ольга стала исчезать надолго, иногда на несколько дней или даже недель кряду.
Как грибы после дождя откуда ни возьмись появлялись многочисленные претенденты на ее сердце. И девушка, выбрав того, который казался ей наиболее перспективным в смысле дальнейшей совместной жизни, переезжала к нему.
Тогда Юлька отсыпалась вволю!
Впрочем, ни один Ольгин роман не заканчивался официальным предложением и не длился долго. Что-то случалось — Оля не особенно распространялась о том, что именно, — и связь распадалась.
Вновь начинались нелегальные проникновения через общежитскую вахту — пропуск-то был один на двоих …
— Синичкина! — каждый раз покрикивала бдительная вахтерша. — Сколько можно сновать туда-сюда! У меня от твоей беготни уже голова кругом идет и в глазах двоится!
— Что делать, Марь Василька, — смиренно отвечали поочередно то Оля, то Юля. — Такой уж у меня характер. Неисправимая непоседа!
— Видать, потому и тоща как моща! — беззлобно ворчала стражница порядка. — Не жрешь ничего, только бегаешь и бегаешь, как марахонец.
— А знаете почему, Марь Василька?
— Ну?
— А потому что мама меня родила под знаком Близнецов! Не могу на месте усидеть. Везде успеть хочется, как будто у меня внутри несколько человек живет. Я вроде одна, но меня много.
— Это тебя-то много? — Вахтершу начинало трясти от смеха. — Да в тебе, Синичкина, бараний вес! Скоро тебя вовсе не видать будет, телесов совсем нету. Мой внучок про таких говорит: «Похороните меня за плинтусом!»
— Вы не понимаете, Марь Васильна. Это сейчас модно. Манекенщиц только с такими фигурами и выбирают.
— Ишь ты, манекенщица! А замуж как думаешь выходить? Мужу и подержаться-то не за что будет.
— А я выйду за повара, пусть откармливает! — обещали сестры по очереди.
— Больно-то повар клюнет на скелетину! — и сердобольная старушка каждый раз вынимала что-нибудь из своих домашних припасов. — Скушай хоть ватрушечку!
— Спасибо, Марь Васильна, — всегда отказывались девушки и проходили, не предъявляя пропуска. А вахтерша долго и жалостливо качала вслед головой…
Итак, замуж Ольгу не приглашал не только повар, но и никто другой. Однако это не слишком ее расстраивало. А если и расстраивало — то ненадолго.
Возвратившись к сестричке после очередной неудавшейся истории, она тут же находила новый объект для завоевания: с каждым разом все более «перспективный».
В ее коллекции перебывали самые разные мужчины — от владельца небольшого продуктового магазинчика до члена-корреспондента Академии наук.
В промежутках между «серьезными» вариантами проскальзывали, кроме того, и романы чисто развлекательные: с молодыми симпатичными парнями, бывшими, правда, всегда при деньгах. Ольга была неравнодушна к красивой жизни.
Но исход всех этих отношений оказывался постоянно одним и тем же: они завершались разрывом.
И Олина реакция на расставание оказывалась неизменной:
— А, фигня!
После чего она вновь сгоняла Юлю с кровати на провисшую, ненадежную раскладушку.
Юлька же все это время училась с упоением.
Все новые и новые графы ее уже изрядно потрепанной зачетки с завидным постоянством заполнялись одним и тем же сокращением «отл.».
Фамилия «Синичкина» превратилась на факультете журналистики в синоним слова «талант».
Тем не менее и Юля вела отнюдь не монашеский образ жизни.
Она была влюбчива. Настолько влюбчива, что порой теряла голову, чего с Ольгой не случалось никогда…
Но голову Юлька теряла не насовсем. Во всяком случае, в вопросах, касавшихся работы, этот жизненно важный орган всегда был при ней.
Глава 4
БРАВИССИМО!
— Фигаро здесь — Фигаро там! Фигаро здесь — Фигаро там! — виртуозно заливался юный тенор с не по-оперному гибким торсом, совершая в то же время почти акробатические прыжки по сцене.
Классическое сочинение Россини исполнялось совсем не классически: режиссер поставил его в духе цирковой клоунады.
Персонажи кувыркались, менялись разноцветными париками, показывали фокусы и даже взлетали над подмостками, прицепленные за пояса страховками-лонжами.
В тех местах, где, по расчетам постановщика, публике должно было стать смешно, музыка прерывалась и наступала пауза, заполняемая смехом, записанным на пленку.
Юлька от души хохотала, с готовностью присоединяя свой звонкий голос к магнитофонной записи, и вместе с нею смеялись остальные немногочисленные зрители.
Девушка не считала подобное эксцентричное сценическое решение надругательством над произведением. Уж кто-кто, а она отнюдь не была консерватором.
«Джоаккино Россини остался бы доволен, — с одобрением думала она. — Он наверняка был шутником и весельчаком!»
Кроме нее, в зале сидели итальянские и французские продюсеры. Молодой режиссер Денис Ивашенко пригласил их на свой спектакль, надеясь заинтересовать смелым прочтением классики и получить средства на совместную музыкальную кинопостановку.