Лабух
Шрифт:
— Пардон, а где вы служите?
— В Исполкоме.
— Что?! Только не говорите, что вы заведуете отделом пропаганды…
— Ну что вы, нет, конечно. Я — машинистка.
— Рад за вас. А какого черта вы поперлись к тайнику ночью?
— Днем я боюсь. Коллеги могут увидеть, как я достаю и вообще…
— А ночью, значит, не побоялись?
— Обычно там никого нет, кроме сторожа. А он спит…
— И что же пошло не так?
— Не смогла открыть дверь. Наверное, сторож запер её не на ключ, а на засов…
— Понятно. Но, почему одна?
—
— Девки, я с вас млею. Наш девиз — слабоумие и отвага! Короче так. На сегодня всё, а завтра я приду в Исполком с саквояжем. На обратном пути унесу наш клад. В какое время там меньше всего народа?
— Во время обеда…
— Отлично!
— Но…
— Тс! — приложил палец к губам. — Командовать парадом буду я! А теперь всем спать!
[1] Маруха — подруга или любовница уголовника. (жарг.)
[2] Рыжьё — золото (жарг.)
Глава 7
Давно замечено, что утро в коммунальной квартире начинается не с кофе. Первыми встают женщины и тут же приступают к своим нескончаемым делам. Гремят посудой, обсуждают знакомых, ругаются между собой из-за каких-то мелочей. Следующими поднимаются их мужья, ворчат, курят вонючий самосад, после чего все вместе собираются на работу. К слову, завтрака, в привычном для меня понимании, никто не готовит. И дело тут не только в бедности, просто не принято и всё тут. Только чай, если повезёт, с хлебом, про сахар и говорить нечего. Даже «сахарин» — первый искусственный подсластитель, крайне редок и лишь иногда выдаётся по карточкам.
Перед уборной очередь, перед ванной тоже. Последнюю, кстати, некоторые несознательные личности хотели бы переоборудовать в ещё одну комнату. Ну а что, мыться можно в бане, стирать на кухне, и вообще, отдельная ванна — это буржуазная роскошь! Проталкивает эту идею, конечно же, моя монументальная соседка с родинкой на носу. Зовут её Капитолина Александровна Кривошеева, и когда-то она была женой швейцара. В Империалистическую его призвали на фронт, откуда он так и не вернулся.
Впрочем, безутешная вдова недолго предавалась своему горю. После революции, она резко стала активисткой и одной из первых переселилась из полуподвала в квартиру наверху, подвинув бывших владельцев. Потом перетащила туда же каких-то непонятных родственников, от родных сестёр, до двоюродных племянников с детьми. Затем ухитрилась расселить их по всему дому при очередном уплотнении. В общем, эдакая жилищная мафия на Средне-Русской возвышенности.
— Товарищ Семёнов! — прокаркала она, заметив мой выход. — Вы опять сегодня очень поздно вернулись!
— И во сколько?
— В четверть второго ночи!
— Какая точность! — внимательно посмотрел я на собеседницу, после чего перешел на шёпот. — А в ГПУ знают, что вы собираете информацию о местоположении ответственных работников и демобилизованных красноармейцев?
— Вы не ответственный работник! — на всякий
— Стало быть, слежку за бойцами Красной армии не отрицаете? Так и запишем…
Так и не нашедшая что ответить Капитолина Александровна поспешила ретироваться и освободила доступ к местам общего пользования. Я же занялся более насущными проблемами, то есть умыванием и бритьем, попутно размышляя о предстоящей операции.
Если действовать наобум, получится точно, как у моих незадачливых компаньонок. Драгоценности вроде есть, а вот доступа к ним нет, а вокруг множество людей интересующихся пропажей. Значит, надо всё как следует подготовить, и только потом действовать.
Для начала необходимо придумать правдоподобную цель визита. Всё-таки Исполком — орган государственной власти и просто так туда люди обычно не ходят. И тут нам поможет мой старый знакомый — товарищ Гулин. Его частенько осаждают просители, а значит, ещё один никого не удивит.
Следующий вопрос, в чём выносить груз? Узелок не подходит. Во-первых, не надёжно, во-вторых, в руках мужчины способен привлечь ненужное внимание. А что если… Нет, гитарный футляр слишком велик, с ним по кабинетам не походишь. В общем, надо идти на толчок.
В последнее время, обстановка на стихийных рынках немного нормализовалась. Там, конечно же, продолжают торговать всем подряд, но кое-какая специализация всё-таки потихоньку появилась…
— Что желаете? — приплясывая от холода, спросил мужичок в облезлом тулупе, за спиной которого помимо всего прочего виднелась целая груда разномастных чемоданов и сумок. Некоторые выглядели так, как будто побывали в бою, другие несколько лучше, но от идеала бесконечно далеки все.
— Портфель, или что-то в этом роде…
— Пожалуйста, — продавец принялся деловито раскладывать передо мной товар, старательно подсовывая разную дрянь. — Гляди, барин, какая красота. Ей же сносу не будет и всего за семьсот тыщ! Или вот, себе в убыток, за полтора лимона отдам…
— Нет! — поморщился, отпихивая в сторону очередной хлам.
— Николай? — отвлёк меня от этого увлекательного занятия знакомый голос.
Обернувшись, заметил Владимира Порфирьевича в сопровождении двух дам бальзаковского возраста и соответствующего телосложения. Что интересно, едва стоявший вчера на ногах лейб-гусар сегодня свеж и румян аки херувим. Вот как это у него получается? Если бы я столько сивухи вылакал, сегодня лежал как молодой и красивый труп. А ему хоть бы хны!
— Приветствую! — сухо буркнул в ответ, занятый собственными мыслями.
— Манечка, Любочка, — не унимался коллега. — Позвольте представить вам известного певца Николая Северного. Я вам о нём рассказывал…
— Бонжур, мосье Северный, — на непередаваемой смеси французского с нижегородским проворковали дамы. — Какая неожиданная встреча!
— Судьба, — мрачно ответил я, но потом спохватился и добавил чуть более любезно. — Или, как говорят в Турции — Кысмет!
— Вы были в тех краях?