Лакомые кусочки

Ланаган Марго

— Зачем? — Он скривился. — Думаешь, она сварит зелье, от которого твоя шерсть облезет? — Тизел приоткрыл дверь и поглядел в щелочку, потом обернулся ко мне: — Она топает сюда, твоя колдунья, а с ней Эдда, та чужачка, что слишком много о себе мнит. Все, я пошел. — Вурледж хлопнул меня по мохнатой руке, напоследок еще раз фыркнул и вывалился за дверь.

В коридоре он раскланялся с дамами: «Добрый день, госпожа; добрый день, мисс Эдда». «Здравствуйте, мистер Вурледж», — учтиво отозвалась девушка, а знахарка ничего не ответила, однако я почувствовал, что она молча проводила его взглядом, и от этого мне стало смешно. Старая лечуха разбирается в людях

и знает, с кем стоит здороваться, а с кем нет.

Конечно, я стеснялся того, что предстану перед красавицей Эддой в неприглядном виде, но я был так рад наконец избавиться от гнусного Вурледжа, что смиренно вытерпел осмотр, который устроила старуха, и подробно рассказал ей о колдовских чарах и непреодолимом влечении к медведице, которое испытывали мы трое.

— Я помню, что вы велели сделать, — сказал я, — но эта медведица полностью лишила нас воли. Даже если бы мы ее изловили, ни у кого не поднялась бы рука убить ее, а потом съесть мясо и зарыть кости. Это все равно как если бы вы приказали мне съесть родную мать, верней, жену, будь я женат. — Я вновь отогнал воспоминание о Ноэре в объятиях медведицы, потому что не знал, как к этому относиться.

Старуха стояла с печальным и задумчивым видом, молоденькая чужестранка внимательно глядела на нее.

— Меня страшит мысль о том, что я могу еще больше все испортить, — промолвила знахарка.

— Прошу вас! Если вы хоть чем-то можете мне помочь… — Я в отчаянии схватил ее за руку своими ужасными медвежьими лапами.

— Я не собиралась бросать вас в беде, мистер Оксман. — Старуха стиснула мои короткие толстые пальцы и похлопала по ладони. — Я лишь имела в виду, что мне нужно время во всем разобраться. Дайте немного времени. Поразмыслю, что можно сделать.

— Ты знаешь, что надо делать, — заявила Эдда госпоже Энни на обратном пути.

— Правда? — Вдова растянула рот в нехорошей улыбке, обнажив безупречные зубы.

— Нужно обратиться к той женщине, мисс… как там ее, Ранс или Пранс, колдунье из Рокерли.

— С какой стати я обязана к ней обращаться, маленькая мисс Всезнайка?

— С той, что все это связано с дыркой между мирами позади монастыря Ордена Угря, той, через которую Коллаби Дот попал в мой прежний мир.

— Да что ты говоришь!

— И за которую ты в ответе, потому что именно ты отправила его к нам.

Старуха с невозмутимым видом продолжала шагать, умудряясь ставить трость точно в центр каждого булыжника на мостовой.

— В этот раз никто никуда не перемещался, — заявила она после паузы. — Не вижу сходства с твоим случаем.

— Энни, это все медвежья магия! На том самом месте. Кроме того…

— Перестань клевать меня, девчонка!

— Кроме того, вредная ты колдунья, в твоем чулане остался только один сундук, на четверть заполненный волшебным золотом и камнями.

— Говоришь, пора слазить в твой мир и принести еще?

— Сама прекрасно знаешь, что нет. — Эдда кивнула проходящей торговке. — Теперь ты можешь позволить себе исправить то, что натворила раньше. Мы с Рамстронгом обменяли фальшивые драгоценности на настоящие и спрятали за пределами города. Всего четверть сундука, Энни! Такая ерунда никак не скажется на твоем благосостоянии ни сейчас, ни в будущем.

Колдунья упрямо шла вперед, Эдда не отставала.

— Я понимаю, тебе страшно.

— Как она разозлится! — пробормотала старуха себе под нос. — Интересно, можно ли сделать как-нибудь так, чтобы мне больше не пришлось с ней встречаться?

12

В своей великой щедрости (или от жалости к моему плачевному виду, а может, от того, что Филип по ее вине погиб, а Ноэра зачаровали еще сильнее) вдова Байвелл позволила мне ехать в своем богатом экипаже с кучером до самого Рокерли, где жила некая мисс Пранси, которая якобы могла меня расколдовать. Госпожа Энни также нашла мне провожатого, зная, как неприятно мне будет показываться где-либо кроме постоялого двора.

— Давит Рамстронг сгодился бы лучше всех, — сказала она, — да только он не может отлучиться. Зато его жена, Тодда, согласилась пойти вместе с тобой и просить за тебя. Думаю, она отлично справится.

— А ее малыши не испугаются моей мохнатой морды?

— Нет, дети останутся дома. Сперва за ними будут присматривать Давит и матушка Томас, а потом — мы с Эддой.

Я чувствовал себя не в своей тарелке, но оказалось, что матушку Рамстронг совершенно не беспокоит ни предстоящая поездка в компании чудовища, ни то, что ее любимые сыновья останутся на попечении двух ведьм.

Накануне нашего отъезда хоронили Филипа. Пошел бы я туда или нет — мне было бы одинаково скверно, поэтому я валялся в кровати, слушая, как звонит колокол. Гроб вынесли из дома, траурная процессия, во главе которой шла рыдающая мать Филипа и плакальщицы, двинулась по улице. Каждый звук, каждое воспоминание причиняло мне боль. Филип снова и снова умирал у меня перед глазами — падал на колени, утыкался лицом в землю, — до тех пор, пока память об этой смерти накрепко не впечаталась в мой мозг.

Мать зажгла лампу и разбудила меня. Я встал совершенно измученный и едва заставил себя набросить на голову капюшон по пути от крыльца к экипажу.

Путешествие в Рокерли было долгим и утомительным. Дважды мы проезжали длинные болота: первое — между Сент-Олафредс и Хай-Оукс-Кросс, второе — в лесной чаще неподалеку от Рокерли. Матушка Рамстронг почти не разговаривала, однако с интересом следила за пейзажем, поскольку еще никогда не бывала так далеко от дома, а когда мы проезжали через деревни и я задергивал шторки, она сообщала мне обо всем, что происходило за окошком. Матушка Рамстронг была прекрасной спутницей, доброй и спокойной. Я счел, что Давиту очень повезло с женой, а его сыновьям — с матерью.

Впереди на холме показался Рокерли. Город выглядел таким большим, что у меня закружилась голова. В этот поздний час Сент-Олафредс — всего лишь небольшое темное пятно на склоне горы с редкими искорками света, ну а Рокерли раскинулся сразу на двух обширных холмах и сиял огнями уличных фонарей и домашних ламп.

Я смотрел на них, и мне было не по себе: сколько пар любопытных глаз за всеми этими огоньками! Когда мы подъехали к городским воротам, я спрятался за шторками, а матушка Рамстронг принялась расспрашивать стражников. Выяснилось, что никакой мисс Пранси в Рокерли нет, зато есть почтенная и уважаемая докторша, мисс Данс, которая живет в верхней части города. Стражники объяснили кучеру госпожи Энни, как туда проехать, и мы двинулись в путь по узким улочкам, похожим на улицы в нижних кварталах Сент-Олафредс, только более оживленным. Чем выше в город поднимался наш экипаж, тем крепче и основательней становились дома. Мы миновали трактир, где посетители весело отплясывали под мелодию скрипки и свирели; богатый особняк, в окне которого я увидел хозяина, поднимающего бокал вина перед гостями, проехали мимо часовни — яркий свет из растворенных дверей падал на заполненную прихожанами паперть.