Лакуна
Шрифт:
— И что потом?
— Ничего. Захватишь документы на каждую картину, предъявишь на границе, проследишь, чтобы на таможне поставили печать. Декларации стоимости и все такое. И непременно возьми квитанции к камере.
— Камере?
— Не бойся, в тюрьму тебя не посадят.
У нее отросли волосы — достаточно для того, чтобы снова заплести ленты в косы и уложить их в корону вокруг головы. Когда же она их отрезала? Запись разговора, случившегося в то утро, сгинула вместе с блокнотом. Каждое воспоминание бьет больно, как удар камнем. В студии Фриды у окна, там, где сиживал Ван, записывая рассуждения Льва,
Сегодня Фрида тарахтела, как пустая бутыль из тыквы, в которую насыпали семян, — болтала и без конца перебирала вещи на столе.
— Значит, главный проводник скажет своим подчиненным, чтобы те отнесли ящики в отдельный отсек багажного вагона и поставили в клетку. Ты пойдешь с ним и проследишь, чтобы все было сделано как надо. Он запрет ящики в клетке и выдаст тебе квитанцию, чтобы ты потом их забрал. Смотри не потеряй.
— Что еще за клетка?
— Не такая, как для львов. Ну, может, они туда и львов сажают, если те дорого стоят.
Фрида изо всех сил старалась казаться веселой. Перебирала тюбики с краской, похожие на большие серебряные сигары с коричневым ярлычком посередине, трогала кисти в стаканчике. Она была напугана. Не сразу можно было догадаться, что дело именно в этом: Фрида боялась. Не за себя — за своего друга, которого она прежде столько раз бросала на растерзание. А теперь вот решила спасти.
— Понятно. Значит, картины будут не в большом чемодане или чем-то похожем?
— О господи. Да подожди ты чуть-чуть, сам все увидишь. Для каждой сколачивают отдельный ящик. У Диего есть знакомый мастер, который этим занимается, большой дока. Он заворачивает картины в несколько слоев крафт-бумаги, как мумии, и каждую убирает в два ящика, один в другом. А в щель между ними набивает солому, чтобы не повредить во время перевозки. Ящики огромные. В таких даже ты поместился бы.
Это было в пятницу, потому что Перпетуя жарила рыбу. Накануне похорон? Сколько же времени сколачивали эти ящики?
На следующей неделе полиция вернула кое-что из вещей, но совсем немногое; даже одежду не отдали. «Ох уж эти свиньи, — проворчала Фрида, — наверняка все ценное украли, а остальное сожгли». Пришлось Ребе попросить Наталью открыть гардероб и выдать несколько рубашек Льва, чтобы одеть охранников, оставшихся без вещей. Такие знакомые рубашки. Странно было, проходя по саду, видеть чьи-то чужие спины в них. Лучше всех они подошли Алехандро. Кто бы мог подумать, что у маленького набожного Алехандро один размер с покойным. Лев казался настолько значительнее своего тела.
В другой день (какой?) Фрида сообщила, что ходила в участок и кричала на полицейских, пока те не вернули остальное. Наверно, от испуга заперли двери на замок, а вещи выбросили в окно. Фрида передала чемоданчик и документы для поездки в Нью-Йорк. Это было вчера, в столовой Синего дома. Бросить прощальный взгляд на безумные синие стены и плетеные желтые стулья. И чудесную кухню. Обнять Белен и Перпетую.
— Большинство твоих вещей полиция уже уничтожила, — без всякого выражения произнесла Фрида, передавая чемодан. — Здесь все, что тебе потребуется в поездке, а остальное не нужно. Осталась еще старая одежда и кое-какая мелочь, но сейчас тебе это вряд ли пригодится. Я приказала все сложить в чемодан и отнести к Кристине.
— А какие-нибудь бумаги остались?
— Только книги. Кажется, ты их брал у Льва, так что я отдала их Наталье. Все вещи из твоей комнаты лежали в большом металлическом ящике, помеченной буквой С, — наверно, твоя комната стала третьей, где похозяйничала полиция. Я догадалась, что это твое, потому что там была твоя одежда. Больше ничего не осталось, разве что несколько старых журналов. Когда поселишься в Гринголандии, пришлешь нам свой адрес, и мы тебе все отправим. Соли, прыгай от радости! Ты будешь гринго!
— И все?
Фрида сама раскрыла чемоданчик. Трудно было заставить себя заглянуть внутрь: ведь надежда умирает последней. Разумеется, там не оказалось ни рукописи, ни дневников. Только рубашки и брюки. Несколько шерстяных свитеров: Фрида уверена, что в Нью-Йорке даже в августе идет снег. Еще там обнаружилась магнезия, раствор для полоскания горла и успокоительный порошок — словом, все, что, по мнению Фриды, необходимо в Гринголандии. Бритва и зубная щетка. Фрида настаивала, что ничего другого брать не стоит: большой чемодан вызовет подозрения.
— Помни, это не эмиграция.
Но на прощанье она обняла своего друга порывисто, как ребенок, и не хотела отпускать.
— У меня для тебя два подарка. Один от Диего. Правда, он еще об этом не знает, но я уверена, он бы и сам с радостью тебе его подарил. Соли, скитальцу между двумя домами, на память о путешествии. Смотри, это же кодекс!
Это действительно оказался кодекс. Древняя книга ацтеков, сложенная гармошкой длинная таблица в картинках, описывающая их путешествие из страны предков к новой родине. Разумеется, копия, не оригинал. Но наверняка недешевая. Едва ли Диего это понравится. Впрочем, подарок всегда можно вернуть.
— А это от меня, — просияла Фрида. — Я написала для тебя картину!
Фрида дарит картины только тем, кого любит. Было невероятно трудно удержаться от слез, когда она приволокла из другой комнаты тяжелую коробку. Должно быть, там небольшой портрет: внешний ящик оказался размером с чемодан, и его запросто можно было провезти как обычный багаж. Но, несмотря на небольшие размеры, весил он так, будто набит свинцом. Вероятно, Фрида не поскупилась на краски.
— Жаль, что ты ее пока не увидишь, я ее уже упаковала. Надеюсь, тебе понравится. Напиши мне потом, как тебе подарок. Только подожди до Америки. Это важно. Договорились? И не подглядывай. Это мой подарок, так что не подведи. Не открывай этот чертов ящик, пока не приедешь домой к отцу или где ты там будешь жить. Обещаешь? Хорошо?
— Ну конечно, Фрида. Кто бы смог вам отказать?
— И не перепутай с остальными. Я попросила мастера написать на ящике твое имя. У тебя в папке лежат бумаги, чтобы провезти эту картину через таможню. Смотри не отдай по ошибке в музей.
— Вы с ума сошли! Разумеется, я ничего не забуду.
— Да, я сошла с ума. Я думала, ты давно это понял, — она не сводила глаз с ящика. — Погляди-ка, Соли, это знак. Мы с тобой пришли в жизнь одним и тем же путем, а теперь ты должен ради меня совершить другое путешествие. Это твоя судьба.