Ламьель
Шрифт:
Это замечание, отпущенное, казалось, для вящего эффекта, вполне соответствовало действительности. Когда-то Ламьель была готова сильно увлечься аббатом Клеманом и даже полюбить его. Что же касается герцога, то он просто казался ей любопытным, а кроме того, от него можно было кое-что почерпнуть. «Значит, — думала она, — вот что герцогиня называет человеком из хорошего общества? Пожалуй, если б надо было выбирать, я предпочла бы этого болвана Жана Бервиля, который любил меня за пять франков. Посмотрим, какую мину состроит герцог на мое предложение. У него больше нет Дюваля, ловкость и нахальство которого сводили
— Мой славненький Фэдор, ваш несчастный Ястреб здорово промок (это был чистокровный конь, выступавший на скачках в Шантильи, где крестьяне кое-что смекнули и заставили платить по два луидора за цыпленка), а у вас нет попоны. Он может простыть, — советую вам скинуть ваш фрак и набросить его ему на спину. Вместо того чтобы болтать со мной, вы бы лучше поводили его по лесу.
Фэдор не нашелся, что ответить, — так он беспокоился за свою лошадь. Ламьель была совершенно права!
— Это еще не все, — продолжала она. — С вами случится еще кое-что почище: счастье вам валится на голову.
— Что? — спросил ошеломленный Фэдор.
— Я собираюсь с вами сбежать; мы поселимся в Руане и будем жить в одной квартире, понимаете, в одной квартире?
Герцог оцепенел от удивления. Ламьель это показалось забавным; она улыбнулась, затем продолжала:
— Так как из-за любви к крестьянке может пострадать ваша честь, я постаралась пощупать руками эту воображаемую любовь, или, лучше сказать, я хочу вас убедить в том, что вашему сердцу не под силу по-настоящему испытывать любовь.
Он был так забавен, что Ламьель сказала ему во второй раз с начала их знакомства:
— Поцелуйте меня, и притом страстно, но только не уроните моего чепца (надо знать, что нет ничего безобразнее и смешнее, чем эти смахивающие на фригийский бумажные колпаки, которые носят молодые женщины Кана и Байё)!
— Вы правы, — сказал герцог и рассмеялся.
Он снял с нее чепец, надел на нее свою охотничью фуражку и поцеловал ее со страстью, которая для Ламьель имела всю прелесть неожиданности. Сарказм исчез из ее прекрасных глаз.
— Был бы ты всегда таким, я бы тебя полюбила. Если сделка, которую я предлагаю, вам подходит, вы достанете мне паспорт, так как я боюсь полиции (это чувство является как бы врожденным в тех местах, где около 1795 года водились шуаны [34] ). Вы запасетесь деньгами, попросите разрешения у герцогини, снимете хорошенькую квартирку в Руане, и мы проживем вместе, кто знает, может быть, не меньше двух недель, пока вы мне не наскучите.
Молодого герцога охватила живейшая радость, и он захотел снова ее поцеловать.
34
Шуаны.— Шуанами назывались участники контрреволюционных войн в Бретани, на северо-западе Франции, которые продолжались на протяжении всей революции.
— О нет, — сказала она ему, — вы будете целовать меня, только когда я буду вам это приказывать. Мои родные изводят меня бесконечными нравоучениями, и я отдаюсь вам, только чтобы поиздеваться над ними; я вас не люблю; у вас все надуманно и неестественно, словно вы разыгрываете комедию. Знаете ли вы аббата Клемана, бедного молодого человека, у которого всего лишь одна черная, совершенно изношенная сутана?
— Ну к чему вы вспомнили этого несчастного Клемана? — спросил герцог с высокомерной усмешкой.
— У него, по крайней мере, такой вид, будто он говорит то, что думает, и в то самое время, как он это думает. Если бы он был богат и у него был такой вот Ястреб, я обратилась бы к нему.
— Но вы мне объясняетесь в ненависти, а не в любви.
— Ну, тогда не стоит ездить в Руан; не делайте ничего такого, что я вам приказываю. Я-то никогда не лгу, никогда не преувеличиваю.
— У меня хватит огня, чтобы согреть рано или поздно эту прекрасную статую, — сказал Фэдор с улыбкой. — Самое трудное — это паспорт. Эх, был бы со мною Дюваль!
— Я именно хотела посмотреть, что вы будете делать без Дюваля.
— Неужели у нас хватило на это макьявеллизма? (Здесь последовало пространное объяснение слова «макьявеллизм», которое было непонятно Ламьель. Она особенно охотно возлагала на молодого герцога обязанности ходячего толкового словаря; он был ясен, логичен и великолепно справлялся со своей задачей. Ламьель при этом выражала свое восхищение так же недвусмысленно, как и все прочие свои чувства.)
Мало-помалу Фэдор начинал понимать свое счастье; он даже очень настаивал, чтобы Ламьель внушила себе на мгновение мысль, что она уже в Руане; но это ему не удалось, и он добился лишь того, что его прогнали за полчаса до захода солнца. Потом она вернула его; в лесу было столько воды, что ей пришло в голову сесть на круп его лошади, чтобы добраться до большой дороги. Разум Фэдора помутился, когда он почувствовал ее так близко. Он был опьянен любовью и дрожал так, что еле мог держать уздечку.
— Ну что ж, обернись, — сказала ему Ламьель, — и целуй меня сколько хочешь.
В любовном хмелю у Фэдора на мгновение проявилась сила воли: вместо того, чтобы возвращаться в замок, он прямо поехал к одному из своих егерей, отставному солдату, жившему больше чем в двух лье оттуда; он дал ему несколько наполеондоров и попросил достать женский паспорт.
Лерель долго раздумывал; у этого человека был сильный характер, крепкая воля, но мало изобретательности; по части выдумок он никуда не годился; впервые в жизни герцогу пришлось и думать и изобретать.
Вскоре он нашел выход:
— У вас есть племянница; выхлопочите ей паспорт; она получила наследство в Форже, за Руаном, но ей надо поговорить с одним руанским прокурором, а затем с одним родственником в Дьеппе, с которым она должна поделить наследство. Возможно, ей придется съездить в Париж... Итак, мой дорогой Лерель, паспорт для поездки в Руан, Дьепп и Париж! Паспорт вы передадите мне, а через три дня заявите мэру, что ваша племянница его потеряла. Теперь ей все равно, дадут ли ей новый паспорт или нет, так как у нее пропала охота куда-либо ехать; утерянный паспорт — дурная примета, и она остается дома. А из Руана вам пришлют письмо, где будет речь о наследстве; но в нем будет сказано, что в поездке уже нет надобности.