Ланарк. Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
– Как вы добры! – вскричала Рима и тут же принялась за инжир.
– Вы порядочный человек, – горячо подхватил Ланарк, открывая коробочку сыра.
Ноукс, наблюдая за ними с чуть заметной задумчивой усмешкой, проговорил:
– Каннибализм всегда был главной проблемой человечества. Когда у церкви была власть, мы старались умерить аппетиты прожорливых классов, регулярно подкармливая паству кровью и плотью Христовой. Не стану уверять, будто духовное сословие всегда придерживалось аскетизма, однако многие из нас некоторое время кормились исключительно от доброхотных даяний. С тех пор как институт объединился с советом, можно подумать, что половина континентов питается другой половиной. Человек –
– Вы очень к нам добры. Мне хотелось бы хоть чем-нибудь вас отблагодарить.
– Вы можете. Однажды я обратился к вам с просьбой, но вы не захотели.
– Вы просили, чтобы я предостерегал людей против института.
– Я просил, чтобы вы всех и каждого предостерегали против института.
– Но, монсеньор Ноукс, мне это не под силу, я слишком слаб. Когда я покину институт, я, конечно же, стану разоблачать его в частных беседах и голосовать на выборах за партии, ему оппозиционные, но чтобы вести какую-либо работу, у меня не хватит времени. Мне придется зарабатывать себе на хлеб. Простите меня.
Ноукс печально отозвался:
– Не извиняйтесь. Обязанность священника состоит в том, чтобы призывать паству быть лучшими людьми, чем он сам.
Перестав жевать, Рима спросила:
– А что не так с институтом? Я здесь вылечилась, а как остальные?
Ланарк отрывисто заметил:
– Чтобы тебя вылечить, пришлось нарушить инструкции моего отделения. Институт – это машина, убивающая людей.
Ноукс покачал головой и вздохнул:
– Ах, если бы он был всего лишь машиной убийства, разрушить его было бы проще простого. Подобно всем машинам, он служит интересам своих владельцев, а сегодня многие его подразделения находятся в руках людей добрых и беспомощных, которые не знают, что они каннибалы, а если им сказать, не поверят. Институт также удивительно терпим к тем, кого здесь признают человеком, и вылечивает больше больных, чем вы думаете. Даже те сообщества, которые ведут против него борьбу, в большинстве своем без него бы не выжили: ведь он является важным источником знаний и энергии. Потому-то директор института возглавляет также и совет, хотя две трети членов совета его на дух не переносят.
– От одного специалиста я слышал, что здесь не вылечивают никого.
Краем глаза взглянув на Риму, Ноукс отозвался приглушенным голосом:
– Этот человек занимается такими ситуациями, какие прочий персонал старается предотвратить. Ее взгляд на наши медицинские достижения неизбежно пессимистичен.
– Если все это верно, то зачем вообще нужно предостерегать народ?
Ноукс выпрямился и произнес с нажимом:
– Потому что институт обезумел от жадности и расползается подобно раку, потому что он загрязняет континенты и безобразит творение Божье! Страшное признание для священнослужителя, однако временами меня больше заботят растения, животные, чистый воздух и вода, которые институт губит, чем люди, которых он съедает. В кошмарах мне снится мир, где нет ничего, кроме наших коридоров, и никого, кроме персонала. Мы едим червей, выросших в бутылках. Между трапезами мы часами исполняем бетховенскую симфонию с хором под управлением Озенфанта, а экраны показывают старые цветные фильмы с нагими юнцами и девицами, танцующими среди цветов под солнцем, которого больше не существует.
Рима перестала жевать, Ланарк бросил боязливый взгляд в окно. Ослепительное солнце висело над морем облаков, которое стремительно пересекал орел. Указав на окно, он спросил:
– А это не?.. Это не?..
Ноукс вытер себе лоб.
– Это не фильм. То, чего я страшусь, пока не произошло. – Он захлопнул чемодан и поднялся на ноги. – Здоровье у меня никуда не годится. Вас сбиваю с толку
Большим и указательным пальцами он начертал в воздухе крест над их головами и поспешил к двери. По виду он настолько напоминал человека, спасающегося бегством, что было бы жестоко кричать ему в спину «спасибо» или «до свидания».
– Как ты думаешь, он сумасшедший? – спросила Рима.
– Нет. Он проявил себя слишком порядочным человеком.
– Да, он милый, но держу пари, что он ни разу никого не вылечил.
Санитаркам, принесшим ланч, было сказано, чтобы они убрали еду и больше не приносили. Ланарк с Римой съели четверть салями, немного сыра и несколько инжирин; потом он помог ей дойти до туалета, где она приняла ванну, а он потер ей спину. Вернувшись в кровать, они пили вишневый ликер и сонно целовались. Когда под кожей Римы начало светиться серебро, Ланарк задумался и проговорил:
– Рима, в камере сгорания ты временами называла меня Тоу.
Поразмыслив, она отозвалась:
– Да, в этой броне мне снилось немало странных снов. Тебя звали Тоу или Коултер, мы стояли ночью на мосту под луной, и из-за деревьев выглядывал какой-то старик. Ты хотел меня убить. Дальше не помню.
– Интересно, как бы я мог узнать об этом побольше?
– К чему? Разве мы не счастливы, когда не ссоримся?
– Да, но скоро мне придется работать, а я забыл, что умею делать. Нужно было спросить Ноукса, есть ли способ узнать, как ты жил до Унтанка.
– Вызови его по радио.
– Нет, я позову Манро. На него я больше рассчитываю.
С Манро его соединили на удивление быстро.
– Я звоню, чтобы сказать: все в порядке, мы сами раздобыли еду.
– Очень хорошо. Вы только за этим позвонили?
– Нет. Я заинтересовался прошлым, но, видите ли, ничего не могу вспомнить…
Раздался треск, и ровный голос произнес:
– Архив слушает. Чем могу вам помочь?
– Я интересуюсь своим прошлым. Меня зовут Ланарк…
Раздалось громкое жужжание, затем голос быстро и монотонно стал читать:
– Вы прибыли в Унтанк третьего числа десятого месяца тысяча девятьсот пятьдесят шестого солнечного года по назарейскому календарю. Назвали себя Ланарком, явились в центральную контору службы социального обеспечения, были зарегистрированы в качестве дракона и получили восемь фунтов, девятнадцать шиллингов и шесть пенсов. Устроились на квартиру к Белле Флек, Ашфилд-стрит, семьсот тридцать восемь, Унтанк номер два, а через тридцать дней запросили допуск в институт. Были доставлены в человеческой форме в семьдесят пятый день четыре тысячи девятьсот девяносто девятого децимального года от основания, а на восьмидесятый день сделались младшим ассистентом профессора Озенфанта, отдел энергетики. Развитию вашего таланта воспрепятствовали бессмысленные буйные выходки. Восемьдесят пятого числа вы прервали сеанс звукозаписи, оскорбили катализатора, заблокировали поток и разбили видеоэкран. Ваше перемещение назначено на восемьдесят восьмое число, что должно быть одобрено лордом Монбоддо, директором института, координатором проекта экспансии и президентом совета.
Неожиданно громко затрубили фанфары, но очень скоро музыка оборвалась.
Ланарк буркнул раздраженно:
– Это мне известно. Я хочу знать, что было до того, как я явился в Унтанк.
– Вы явились в Унтанк по воде, а она вне юрисдикции совета. Желаете проконсультироваться с оракулом?
– Конечно, если от этого будет польза.
Холодный белый пластик малюсенького приемопередатчика раскалился докрасна. Ланарк уронил его на покрывало; Рима вскрикнула, Ланарк рукавом смахнул аппарат на пол, где он с громким хлопком взорвался.