Ларец Марии Медичи(ил. И.Ильинского 1972)
Шрифт:
– Да.
– Хорошо. Так как вы отвечаете на вопрос о древности?
– Отрицательно. Я не знал.
– Это было во вторник?
– Что?
– Продажа иконы.
– Да, во вторник. Часов около четырех.
– Ваш сосед был в то время дома?
– Не знаю… Не помню…
– А что вы делали после того, как иностранец ушел?
– Поехал к одному старичку-коллекционеру, к Дормидонтычу. Это можно проверить…
– Когда вы ушли от него?
– Часов в семь.
– Как
– Среду?
– Да, что вы делали назавтра, после продажи?
– В среду?.. Постойте! Кажется, я был весь день дома. Отделывал интерьер.
– Кто-нибудь может это подтвердить? Лев Минеевич?
– Не знаю, право… Возможно. Мы уже так привыкли к совместному существованию, что перестали замечать друг друга. Я по крайней мере… И он, наверное, тоже… Хотя именно в тот день – да, совершенно точно, в среду, часов около пяти, – ко мне приходил Кирилл Анатольевич Воздвиженский!
– Кто он, этот Воздвиженский?
– Проректор духовной академии.
– Он согласится подтвердить, что приходил к вам?
– Я так думаю! Он же действительно приходил. Лев Минеевич, вспоминаю теперь, даже открыл ему дверь.
«В таком случае у тебя железное алиби. И на вторник и даже на среду… Как я и ожидал, налицо алиби…»
– Как, где и когда вы познакомились с иностранцем?
– В комиссионном на Арбате, в понедельник, совершенно случайно разговорились.
– Вы продолжаете настаивать на прежней версии?
– Не понимаю…
– О случайном знакомстве в магазине я уже слышал от вас в первую нашу встречу.
– Ну и что? Как было, так и говорю.
Люсин чуть приподнял брови и повел плечом, всем своим видом показывая, что лично ему совершенно безразлично, врет Михайлов или же говорит правду.
– Я же вам правду говорю! – наклонился к нему Михайлов.
– Сколько раз вы встречались с ним после знакомства? – Люсин словно не обратил внимания на эти слова Михайлова.
– Один-единственный раз, у меня на квартире.
– Что вы можете сказать по поводу его исчезновения? Что знаете об этом?
– Абсолютно ничего. Я к этому не причастен.
– Он не делился с вами планами на будущее? Не говорил, к примеру, как собирается провести завтрашний день?
– Нет. Мы говорили только об искусстве.
– Где вы приобрели эту икону?
– У одной старухи. Купил.
– За сколько?
– Не помню… точно. Задешево.
– Только что вы упомянули, что не верите в древние иконы, которые можно случайно купить у старухи за двадцатку.
– Разве?
– Представьте себе.
– Ну, двадцатку я употребил в фигуральном смысле, в том смысле, что дешево.
– А продали за пятьсот… Вы часто так продавали иконы?
– Нет. Это был
– А покупали?
– Я, знаете ли, чаще меняюсь.
– Это как понять?
– Старухи любят яркие, новые иконы, без дефектов и охотно отдают за них старые образа. Порой ведь берешь совершеннейшего кота в мешке – абсолютно черную доску! Никогда заранее не знаешь, что из нее получится. Отмоешь, потратишь время и труд, там, – он развел руками, – только пятна облупленной краски и дырки от оклада.
– Вот вы то и дело говорите: «Старуха, старухи…» Это основная ваша клиентура?
– Нет, конечно… Но с ними, естественно, чаще всего приходится вести дело. Да и кто в основном вокруг церквей трется? Старухи опять же…
– А у вас какие дела с церковью?
– Я же реставратор!
– Кто назначил цену за «Троицу»?
– Я.
– И он сразу согласился?
– Сразу. Сам даже взял стремянку и полез снимать.
– Видимо, не в пример вам он правильно распознал ценность вещи.
– Вряд ли…
– Почему вы так думаете?
– Они там, за рубежом, наслышаны о русском Эльдорадо, думают, что у нас Византия чуть ли не на улицах валяется. Купит какой-нибудь дурак попорченную доску восемнадцатого века, а дома у себя кричит, что это Рублев или Дионисий.
– А вы-то откуда знаете?
– Люди говорят.
– Они-то, конечно, все там простофили, – усмехнулся Люсин. – Этот, который у вас «Троицу» купил за пятьсот целковых, тоже, видимо, очень наивный мужик… С кем из иностранцев вы имели дело раньше? Кому и когда продавали иконы?
– Иконы я не продавал и с иностранцами, кроме этого, никаких дел не вел.
– Раньше вы утверждали, что и этого приняли за русского, поскольку он говорил без акцента, но потом одумались и сознались. Откуда на самом деле вы узнали, что он иностранец? Он вам представился?
– Женевьева сказала…
– Стоп! Значит, Овчинникова имела касательство к этому делу? Вы подтверждаете?
Михайлов кивнул и опустил голову.
– Вы подтверждаете? – чуть повысил голос Люсин.
– Да, подтверждаю.
– Какое?
– Она познакомила нас.
– Но вы утверждали, что познакомились случайно, в магазине на Арбате.
– Оно и было случайно в том самом магазине. Женевьева зашла с ним туда. Мы и встретились. Случайно. Мы ведь не договаривались встретиться.
– А что было потом?
– Потом она извинилась, сказала, что торопится, и ушла, мы же остались в магазине. Разговорились. Он спросил моего совета по поводу финифти… Одним словом, на улицу вышли вместе, он заговорил об иконах, и я пригласил его к себе. Тогда я и не собирался ему ничего продавать.