Ларочка
Шрифт:
Лариса до страсти любила эти сборища. Ей всякий раз казалось, что вот-вот, прямо сейчас сложится какой-то решительный, окончательный комплот и пойдет настоящее делание новой жизни. Она обычно подсаживалась к какому-нибудь самому чиновному из стариков (если дело происходило в номенклатурной квартире и хозяин снисходил до молодежного застолья) и заводила что-нибудь про фронт, да с таким жаром, как будто только что сама прибыла с последними сведениями из разбомбленного медсанбата. Вот только умылась и спрыснулась французскими духами да и хлебнула трофейного «Наполеона».
– Вот, – говорила она какому-нибудь заму председателя ВЦСПС, – вот неужели вы не понимаете, что сейчас опять у нас не страна, а сплошное Прохоровское поле?
Профсоюзный генерал ласково гладил ее по атлетической коленке, а назавтра говорил своему сыну или племяннику, что Лариса славная девушка, таких теперь уже не бывает. Какое горение и как разбирается!
Так получилось, что Ларису, конечно, почти всегда приглашали на такие сборища растущих и перспективных, но при этом она с усугублявшейся досадой осознавала две вещи. Во-первых, вся эта патриотическая пластинка ходит все по одному и тому же кругу, а во-вторых, и это было особенно обидно, ее, в общем-то, принимая, даже обласкивая, принимают не совсем всерьез. Не числится она на твердом счету среди членов невидимого тайного комитета начинателей нового общенародного порыва. Роль ее и заметная, и сомнительная. Сколько раз она намекала, что готова рвануть грудью вперед на любые вражеские редуты, но ей, чуть поморщившись, намекали – пока рановато.
Сломала голову, но додуматься не могла, в чем закавыка.
Но поставила себе целью, что поймет, а поняв, добьется… и еще заставит ныне сомневающихся мужчин извиняться.
Может быть, дело в том, что она тыкается в высшие штабные ряды без боевого приданого. У каждого там то дядя в верхах, то научный некоторый авторитет, то редакционное кресло, а у нее что?
И осознала через несколько месяцев: надо сколачивать свою стаю.
Выяснилось, что желающих вцепиться в хвост этой кометы хватает. Конечно же и само собой, все ребята с работы. За исключением Тойво. Да и черт с ним, чего можно хотеть от эстонского курильщика!
Собственно, на мысль о «стае» натолкнул своим решительным переходом под ее руку новичок, кудрявый Бабич. Сразу дал понять, и решительно, что он и оруженосец, и клеврет, и нукер. Оказалось в нем сразу две пользы: хороший «комнатный» мужчина и орел на посылках. Надо только о брате его Васе позаботиться, это будет такая плата за верность…
Оказался вдруг ведомым и остроумный, независимый Милован – такая выдалась полоса, один за другим произошли три сбоя с дамами: с женой, с любовницей, с докторантурой, тут поневоле захочешь прибиться к какому-то берегу.
Прокопенко. Ну, тут все понятно, единожды сломанный, ломаем до бесконечности. У него был старенький «Москвич», полученный в подарок от тестя. Так вот эта машина теперь обслуживала по большей части заведующую отделом Великой Отечественной войны. И что характерно, и сам Прокопенко, и его тесть, участник той самой войны, не видели в этом ничего особенного.
Волчок держался неподалеку просто от общей бесхребетности, уж лучше быть в привычной сфере влияния, а то окажешься вообще черт знает где.
Большим достижением была полная адаптация Реброва. Теперь ни одно решение в пределах «Истории» не принималось без консультации с нею, даже если инициатива исходила от самого Михаила Михайловича.
Да, в числе свитских конечно же должны быть упомянуты и Питирим с Энгельсом. Пьяницы, конечно, особенно первый, посему плохо управляемы. Пит вообще старался себя вести покровительственно, видя в Ларисе «хорошую бабу», а не идеолога, но она соглашалась пока терпеть. Тем более что она все же «росла», а он потихоньку маргинализировался.
Этот пышный и веселый двор жил по своим законам, представители его отпускались на время в семьи, на свои рабочие места, в командировки, в разврат, в запой, но главной своей частью они подвизались подле Лары.
Ярким моментом этого процесса явился «праздник миомы».
Ларисе пришлось решиться на операцию. То, как и кто ее организовывал, можно было бы рассказать, это интересно, но долго. Разумеется, что врач, делавший операцию по редчайшей по тому времени технологии, без удаления труб, стал личным и бесплатным лекарем Ларисы, это можно было бы не говорить. Великолепен был сам первый выход победившей болезнь Ларисы в большое фойе хирургического центра. Да, она слегка сдала в выправке и осанке, но сколько прибавила во внутренней силе и проницательности взгляда.
Десятки машин у подъезда.
Десятки букетов внутри фойе.
Распорядительски реющий над всем этим Бабич.
Шампанское.
Аплодисменты.
Полное ощущение, что произошло рождение наследника в правящем семействе. Никакого значения не имело, что произошло действие, абсолютно противоположное родам. Человек, попробовавший на эту тему шутить, получил бы, пожалуй, и по физиономии.
Были все, кроме Тойво и Галки – из-за отсоветовавшего мужа. Приехал на секунду и сам Михаил Михайлович.
Сила Ларисы была в том, что она не только умела принимать поклонение и подношения, она могла и рвануть на защиту, привлекая все силы и средства. Едва «встав на ноги» после операции.
Как раз выяснилось, что дела Васи Бабича стали совсем плохи. Выйдя из карантина, попал в очень плохую роту, где над ним форменным образом издеваются вот уже второй месяц. Как капитанская дочь, Лариса имела иммунитет к нытью, доносящемуся обычно из-за забора воинской части. Да, гоняют через день на ремень, через два на кухню; да, ничего – кроме холодной перловки и куска рыбы, похожей на кусок, оторванный от мумии, на ужин; да, могут заставить бегать с зелеными веточками за окном, изображая для господина дембеля, прибалдевшего в казарме на втором ярусе раскачиваемой кровати, дембельский поезд, но ведь – не битва в окружении!!!
Но Бабич утверждал, что тут случай особый, какие-то нацмены сбились в шайку и навязывают свой шариат нашему уставу.
В одну секунду Лариса приняла решение.
Спустилась на два этажа вниз в «Армию». Там как раз сидел и очень интересно рассказывал про современный ракетный крейсер уже тогда известный писатель Проханов. В течение трех бутылок коньяка составилась компания по спасению чести простого русского солдата из-под сапога плохих кавказцев.
Проханов спросил: где это?
Выяснилось, в суперсовременной танковой части. То есть в обмен на свое авторитетное участие он мог получить официальное право пощупать и погладить эти новые дивные машины.