Ларочка
Шрифт:
В своей раздумчивой, медленной, мудрой по виду речи, обращенной к своим ближайшим соратникам по «направлению», Михаил Михайлович долго и тщательно расставлял точки над «i». Показывал умытые руки. «Они», мол, сами все виноваты – и «голубые» братья с их высматриванием запасных аэродромов, и Пызин с его искаженным пониманием способов проведения национальной политики в органах культуры и науки.
Милован и Лара очень обрадовались услышанным фактам, тут же дали понять шефу, что он видится им фигурой мощной, твердой, государственной, практически «ледоколом» нового идейного курса. К тому же и в высшей степени порядочным человеком,
Сначала бывший аппаратчик Александров осторожно прищурился – что, мол, имеете в виду? Что за «новый курс»? И тут вдруг, неожиданно даже для Милована, считавшего себя более продвинутым в данной теме, Лариса взяла инициативу:
– «Новый курс» предполагает постепенное расставание со старой, партсоветской номенклатурной мишурой, сбрасывание ортодоксальной идеологической шкуры, плюс полный и тотальный отказ от низкопоклонного заигрывания с леволиберальными, постеврокоммунистическими, и педерастическими, нонконформистскими и другими заграничными групостями, отказ от публичной критики нынешнего режима с позиций «Голоса Америки», а значит – ЦРУ, переход к его молчаливому патриотическому перевариванию. Никакого социализма с человеческим лицом Горбачева. Россия как высшая ценность. Новая государственность.
Михаил Михайлович откинулся на спинку кресла своей плоской, мощной фигурой, сдвинул брови на переносице. Милован искоса, с удивленной улыбочкой поглядывал на соратницу. Он тоже бывал у Венедикта Дмитриевича и знал происхождение этих формулировок.
– Вы понимаете, сейчас в обществе представлены всего две масштабные силы. Агонизирующий, скомпрометированный, высмеянный, вырастивший в своей среде пять «пятых колонн» партаппарат. Партаппарат еще силен, в нем гигантская инерция, средства, человеческий ресурс, но все это тает, тает, тает, скоро будет утрачена возможность адекватного управления всем этим монстром – СССР.
– А вторая сила? – спросил движением брови шеф.
– И огромный орден, класс, подвид, страта людей, выбирающих для себя тотально бессоветскую жизнь. Этих людей не устраивает все, не только сегодняшнее государственное здание, но и сама идея независимой русской цивилизационной роли. В очередной раз нам грозит разрушение до основания, и никто не хочет думать над тем, что будет затем.
– И как быть? – Михаил Михайлович смотрел на Ларису с таким искренним недоумением, что та даже чуть победоносно улыбнулась.
– Нам мыслится промежуточный проект. Капитальный ремонт. Обессовечивание глобальной государственной постройки и наполнение новой, подлинно народной русской жизнью.
– Народ! – кивнул Милован, которому больше ничего не оставалось. – Правильно и вовремя опознанная воля природного русского большинства.
– А если конкретно, то новое общественное движение могло бы называться просто и понятно – «Братья и сестры»! – заключила Лариса.
– Это же какой-то сталинизм! – с сомнением выдохнул Михаил Михайлович, у которого голова неприятно кружилась в виду открывшейся картины.
– Придется по капле выдавить из себя шестидесятника, – было тут же сказано ему, и с таким пылом, что он закашлялся. – Только две идеи остаются не скомпрометированными на настоящий момент: православный крест и русский меч.
Михаил Михайлович разумно кивал. Он сделал для себя успокаивающий вывод, что молодые люди – это, как всегда, торопящиеся люди. Ему немного льстило, что его считают достойным подобных откровений, не сбросили еще на свалку перестройки, и очень приятно было осознавать, что его поведение в недавней истории расценивают как подвиг выдержанности и принципиальности, а не как-нибудь иначе.
А что касается конкретных дел, движений «Братья и сестры», «Дяди и тети», все это маячило в такой безопасной отдаленности… Он не стал спорить с молодыми друзьями, пусть думают, что он медленно дрейфует в направлении их берега.
Когда это еще дойдет до конкретных дел.
Очень скоро!
Лариса не дала завязнуть разговору в области абстрактных понятий и перевела разговор в практическую плоскость:
– Так что, должность Голубева теперь свободна?
Михаил Михайлович кивнул и тут же помрачнел.
– И вы еще никому ее не предложили?
– Я не считал возможным вести переговоры за спиной живого заведующего отделом.
Как все же приятно иметь дело с порядочным человеком.
– А приказ о моем назначении старшим консультантом вы еще не отправили в отдел кадров?
Тут Михаил Михайлович все понял, и понял, что понял поздно.
10
Для товарища Александрова эта история неожиданно закончилась повышением. Видимо, кто-то наверху решил, что он с большим искусством вышел из истории с мордобоем на летучке, и его назначили главным управляющим ЦБПЗ. Теперь под его началом была не только «История», но и Физика», «Химия», «Искусство» и даже «Сельское хозяйство».
Он пытался отказываться, но, будучи существом номенклатурным, понимал, что это бесполезно, только тяжелая болезнь может ему позволить увильнуть от нового назначения. В его положении были возможны только два варианта: или наверх, или на пенсию. Да, кроме того, говоря спокойно, сам факт повышения отвращения у него не вызывал. Некоторую тоску рождало предвкушение новых обязанностей, что помешает, обязательно помешает полнее отдаться давно задуманной работе – книге мемуаров о войне и послевоенном строительстве. Разумеется, включат еще в полдюжины комиссий и коллегий. Но тут уж ничего не поделаешь – такова жизнь крупных начальников. «Попробуем работать по утрам», – решил он, понимая, что даже не попробует.
Так или иначе, место товарища Александрова в «Истории» освободилось. Комсомольские кураторы долго тянули с назначением, скорей всего потому, что место начальника «направления» в ЦПБЗ потеряло привлекательность и трудно было найти желающих. И Ларисе пришла в голову превосходная административная идея – почему бы не выдвинуть в начальники своего? «Кого?» – спросил Милован. «А того подполковника». – «Реброва?» – «Ну, да».
У Венедикта Дмитриевича подвизался один симпатичный, молодой отставник, очень тянущийся к истинно историческому знанию. Автор простых, честных статей о русско-турецких войнах, печатавшихся от «Военно-исторического журнала» до «Москвы». У Поляновского он получал редкие знания, а главное, новые идеи, и был за это истово благодарен. С открытым ртом смотрел своему герою в рот. Наверно, седому гиганту это надоело, и он как-то в разговоре проскользнул фразой о том, что подполковника неплохо бы приладить к какому-нибудь полезному месту. Лариса вспомнила об этом. Выяснила, что подполковник – член КПСС, что было номенклатурно необходимо, и повела его вместе с Милованом к шефу.