Ласточки и Амазонки
Шрифт:
Джон исчез внутри, чтобы посмотреть на часы. То есть теперь это были не просто часы, а морской хронометр, полагавшийся ему как капитану.
– Без трех минут семь, – сказал он. Ему пришла было мысль вести счет времени по-корабельному, привязывая его к вахтам, но это требовало некоторых раздумий, чтобы не ошибиться.
– Интересно, они уже подоили коров? – сказала Сьюзан.
– Я схожу туда на веслах и привезу молока, – сказал Джон.
– Погоди, – сказала Сьюзан. – Давайте на первый раз все вместе поедем. Тогда мы все будем знать дорогу, а они познакомятся с каждым из нас, чтобы в другой раз кто угодно мог к ним съездить.
Все оделись и пошли умываться на берег. Полоскались недолго – умыли руки и лицо, почистили зубы. Потом
Ферма Диксонов, как и Холли-Хоу, стояла близ озера за круто поднимавшимся пастбищным лугом, за деревьями тернослива. Экипаж «Ласточки» во главе с капитаном не очень представлял, как бы им понятно и правильно отрекомендоваться, но миссис Диксон решила вопрос за них.
– Вы, наверно, за молоком, – сказала она. – Вижу, со своей склянкой! Сейчас как раз дойка идет… – Взяв бутыль, она ушла и вернулась, неся теплое, пенящееся молоко. – Вот, держите! Если еще что понадобится, даже не сомневайтесь – сразу обращайтесь ко мне!
К ним вышел мистер Диксон, хозяин фермы, худой, высокий мужчина.
– Погода роскошная стоит, – сказал он, но не задержался для разговора.
Ребята вернулись к месту первой высадки, а не в гавань.
– Ветер – норд-вест, – сказал капитан Джон. – Сюда не достанет.
Настало время разводить костер, готовить завтрак. Этим занялась старпом Сьюзан, но остальные не стали никуда уходить, пока она занималась стряпней: слишком аппетит разыгрался. Потом все позавтракали и снова отправились исследовать остров, однако никаких новых открытий сделано не было. Потом, пока старпом Сьюзан и матрос Титти возились в лагере, капитан с юнгой отправились в Холли-Хоу – повезли почту. Собственно, состояла она всего из одного письма, и притом очень короткого, да и его-то Титти сообразила написать только в самый последний момент, чуть ли не когда уже собирались поднимать парус. Ей не хватило бы времени даже на эту маленькую записку, но случилось так, что после завтрака ветер заметно посвежел, и капитан Джон решил зарифить паруса. Пока он учил юнгу, как правильно это делать, Титти и написала письмо. Вот оно:
Дорогая мамочка!
Посылаем тебе горячий привет с пустынного острова. Надеемся, у тебя все хорошо. У нас полный порядок.
– Так ведь мама только вчера тут была, – сказал капитан Джон. – На что ей письмо прямо сегодня?
– Я его в любом случае уже написала, – сказала Титти.
Так и вышло, что «Ласточка» отправилась в плавание к Холли-Хоу с грузом почты.
Ветер разошелся не на шутку. Шлюпка неслась на полной скорости; крен был такой, что подветренный планширь едва не черпал воду. Нос с силой врезался в мелкие волны – вода ведрами летела через борт, обдавая брызгами капитана и юнгу. Крепкий норд-вест заставил потрудиться, лавируя до самого Холли-Хоу. Маленькая «Ласточка» носилась галсами по всему озеру, закладывала повороты, содрогаясь всем корпусом, парус хлопал. И снова крен, набор скорости – и быстрый бег по плещущим волнам.
В конце одного из галсов Джон завел шлюпку прямо в бухту Плавучего Дома. «Ласточка» прошла совсем рядом с этим самым домом и обогнула его, так что экипаж хорошенько все рассмотрел. Отставной пират, как назвала его Титти, сидел на кормовой палубе, укрытый от ветра надстройкой и навесом. «Ласточка» прошла под самой кормой: пират сидел в палубном кресле и что-то писал, держа тетрадь на коленях. Зеленый попугай сидел на поручне, сверху вниз глядя на юных судоводителей. Ветер ерошил зеленые перья у него на спине. Отставной пират ненадолго поднял глаза, тоже посмотрел на них и вернулся к работе.
– Что он там делает? – спросил Роджер.
– Попугай? – уточнил Джон.
– Нет, – сказал Роджер. – Пират.
– Может, карту рисует, где сокровища спрятаны, – предположил Джон. – Внимательнее: сейчас поворачивать будем!
«Ласточка» сменила галс и направилась вон из бухты, пройдя севернее большого буя, к которому была причалена жилая баржа. Коричневый парус скрывал «пиратское судно» от Джона и Роджера почти до самого буя. Лишь на краткое время они смогли как следует рассмотреть его нос – но за это мгновение успели увидеть кое-что, отчего старый синий катер, переделанный в плавучий дом, действительно показался им пиратским пристанищем.
Первым это заметил Роджер. Джон был слишком занят управлением шлюпкой: он смотрел в основном на парус, следя, чтобы тот ловил ветер, но в меру, и был сосредоточен на том, чтобы, глядя вперед, ощущать ветер носом и правой щекой. «Ласточка» шла очень быстро, поэтому увиденное лишь мелькнуло… Однако никаких сомнений быть не могло.
– О! Да у него там пушка! – воскликнул Роджер. – Смотри, смотри!
На передней палубе, с правого борта, на фоне синей обшивки четко выделялся маленький, круглый, добротно отполированный латунный ствол. Возможно, когда-то с его помощью давали старт яхтенным гонкам. Теперь эта пушечка стояла на деревянном лафете, готовая открыть огонь. Даже для капитана Джона ее наличие явилось неопровержимым доказательством, что плавучий дом был не просто плавучим домом. Пушка и зеленый попугай – слишком характерное сочетание!
– Похоже, Титти была права, – сказал капитан Джон.
Он обернулся взглянуть, не было ли ствола и по левому борту. Это уже не оставило бы места сомнениям. Однако второго орудия не было. Тем не менее пушка есть пушка. Кораблю, не несущему в себе никаких тайн, даже и одна ни к чему!
Роджер был бы рад во всех подробностях обсудить пушку, но капитану Джону было не до того. Когда правишь маленькой шлюпкой, ведя ее против ветра, трудно болтать о всяком-разном, трудно даже слушать внимательно, что тебе говорят. Ты следишь за темными полосами ряби, ожидая сильного порыва, ты должен быть готов в любой момент распустить парус или, наоборот, привестись к ветру. Поэтому Роджер спустя некоторое время оставил попытки разговорить капитана.
Наконец они миновали Дарьен и вошли в бухту Холли-Хоу. Крепко привязали швартов к кольцу, вмурованному в каменный мол возле лодочного сарая, спустили парус. Потом пошли через поле наверх, к дому. Всего лишь три дня назад Роджер, сам будучи парусным кораблем, лавировал здесь против ветра – а у ворот Холли-Хоу стояла мама с телеграммой в руках, с той самой телеграммой, что отпустила их на поиски приключений. Теперь Роджеру не было нужды лавировать. И притворяться парусником не было нужды. Он был самым настоящим юнгой с самого настоящего корабля, он сошел на берег по важному делу вместе со своим капитаном. Между прочим, со вчерашнего дня луговая тропинка, ворота по дороге на Дарьен и сама ферма Холли-Хоу сделались чужедальней страной. Это ведь совсем другое дело, когда приезжаешь сюда по воде со своего собственного острова. Совсем не то, что жить здесь, созерцая остров по ту сторону широкого пролива. Возвращение в Холли-Хоу, таким образом, само становилось своего рода исследованием. Это все равно что изучать место, привидевшееся во сне. Все здесь именно таково, как тебе снилось, все ожидаемо – и все равно сулит удивительные открытия на каждом шагу.