Ласточки
Шрифт:
Как бы они ни трудились в саду Бруклин-Холла, он так зарос и пострадал от дождя и ветра, что у Плам больше не было сил ухаживать за ним. Даже во время войны Плезанс отказывалась сажать овощи вместо бордюра, а цветы плохо переносили неустойчивую ветреную погоду.
Ни один из ее нынешних постоянных жильцов не проявлял ни малейшей склонности помочь ей хоть в чем-то или хотя бы выгулять собак. Оставалось просить бойскаутов выполнять мелкую работу, но они не отличали сорняков от сортовых цветов, над которыми
Садоводство – тяжкий труд, когда тебе никто не помогает. Новый садовник, мистер Лок, который привел в порядок огород, не снисходил до сада, отказываясь ухаживать за «модными штучками», как он это называл. Поэтому, если она хочет, чтобы у нее были цветы и душистые многолетние растения, придется самой их выращивать.
Плам любила свои маки, флоксы, аквилегии, пионы, люпины, хебе и розы. Они наполняли дом благоуханием и красками, хотя любовалась всем этим она одна, с тех пор, как Глория ее бросила.
Плам никем ее не заменила. Просто наняла двух приходящих помощниц из Сауэртуайта, старательных, но безынициативных.
После первого письма с сообщением о том, что она попала под тяжелую руку Эйвис Блант, письма от Глории приходили все реже. Бедная Глория не знала, куда деваться. О Грегори она не упоминала. Вообще Глория была на удивление сдержанной, что совсем на нее не похоже.
Плам написала ей о лондонском триумфе Мадди, ставшей моделью у известного кутюрье, поскольку чувствовала, что девушки не слишком много общаются. Грег совсем исчез со сцены, а Мадди писала редко и неохотно.
Лучшим событием за все лето оказалась встреча с Тотти Фоксап. Они встретились за ланчем в отеле неподалеку от Рипли и тут же узнали друг друга. Смеялись, болтали, обменивались историями. И хотя бы на один день Плам почувствовала себя молодой задорной девчонкой, а не измотанной особой средних лет, брошенной мужем. Тотти была переполнена радостью по поводу свадьбы Беллы и надеждами на внуков. Плам пыталась не завидовать и хвасталась успехами Мадди в Лондоне, чтобы не ударить лицом в грязь. По пути домой она думала о том, как различаются их миры сейчас. Она возвращалась в пустой дом, а Тотти – к Хью и семье.
Плам гадала, как бы снова собрать всех вместе, и, резко нагнувшись, ударилась глазом о жердь, к которой подвязывала дельфиниумы. Ее пронзила слепящая боль. Не успела вовремя моргнуть!
– Дьявол! – выругалась она. Глаз закрылся, из-под сомкнутых век покатились слезы, на несколько минут ослепившие ее. Плам побрела в дом, нашла в аптечке борную кислоту и безуспешно попыталась открыть глаз. Потом вспомнила, что где-то должна валяться старая глазная повязка Мадди. Приоткрыв здоровый глаз, она шарила в ящике кухонного комода среди мраморных шариков, пластинок, разбитой посуды, которую никак не склеят, канцелярских кнопок, бумаги и всякого хлама, оставшегося со времен вакки, пока не нашла повязку. Надев ее, Плам с грустью начала рассматривать свидетельства былых времен и снова плакала.
– Не будь сентиментальной дурой! – сказала она себе. – Вставай и иди работать. Подумаешь, царапина!
Следующие несколько дней жгучая боль не унималась, и она уже подумывала пойти к новому доктору Армитиджу, сменившему доктора Ганна, когда в стране появилась национальная служба здравоохранения и медицина стала бесплатной. Но вскоре передумала, поскольку была уверена, что бедного молодого человека осаждают толпы народа, одолеваемого разными хворями. Кому-то нужно не только лекарство, но и очки, и новые зубы или удаление миндалин.
Только когда перед здоровым глазом все стало расплываться, Плам все же решила, что разумно было бы узнать, почему ничего не проходит.
Она пошла в город, чувствуя себя Джоном Сильвером в этой глазной повязке. Бедная Мадди! Теперь Плам понимала, каково ей приходилось в детстве!
Палм сидела в приемной, чувствуя себя мошенницей, пока не подошла ее очередь. Только доктор оказался не молодым, недавно получившим диплом человеком, а бывшим военным врачом примерно ее возраста. Он внимательно посмотрел на нее и глазную повязку, после чего посветил в больной глаз фонариком.
– С чего вы вообразили, миссис, что глаз заживет сам?! – рявкнул он.
– Это всего лишь царапина. Но очень болит, – шмыгнула она носом.
– Вы поцарапали роговицу, занесли инфекцию, которая проникла в другой глаз, глупая женщина, – по-военному отчеканил доктор.
– Не смейте называть меня глупой женщиной! – вскрикнула Плам. – Я всего лишь пыталась привести в порядок сад.
И тут Плам разразилась слезами.
– Давайте померим температуру… повышенная, можно не сомневаться. Немедленно в глазную больницу!
Похоже, этот человек привык отдавать приказы!
– Но это в Бредфорде, а у меня времени нет! Нужно заботиться о жильцах, – запротестовала Плам, чувствуя, что ей становится хуже.
– Миссис Белфилд, я уверен, что у вас много важных дел, но речь идет о необходимости спасти ваше зрение, так что лучше немедленно отправляться в больницу и приниматься за лечение. Я достаточно ясно выразился?
– Да, доктор, – всхлипнула она, чувствуя себя полнейшей идиоткой. – Просто я одна управляю пансионом. А кто присмотрит за лошадьми и собаками?
Боже, но вдруг она ослепнет?
– Закройте пансион. Посмотрите на себя – вы просто с ног валитесь. Нужно срочно принимать меры.
Видя ее отчаяние, он смягчился.
– Вы так издерганы, что несчастные случаи неминуемы. Моя жена однажды уронила на ногу садовые вилы. Она была слишком занята, чтобы как следует обработать рану, и дело кончилось плохо.
– Но сейчас она здорова? – уточнила Плам.
– К сожалению, умерла три года назад, после того, как я сменил работу.