Латинская Америка - традиции и современность
Шрифт:
В плане рассматриваемой темы особенно важно отметить, что прорыв Лас Касаса к идее всечеловеческого единства стал результатом осмысления конкретных реалий Нового Света. Он вложил столько страсти в защиту его коренных обитателей, что земля «Индий» уже просто не могла быть для него чужой. Нарастание мотивов «всемирности», выход на общечеловеческую проблематику явно сопровождались у Лас Касаса постепенной «американизацией» сознания. Конечно, степень ее нельзя абсолютизировать, как нельзя не видеть с позиций сегодняшнего дня недостатков великого испанского гуманиста, связанных прежде всего с подменой конкретной и сложной действительности эпохи конкисты выдержанной в морализаторских тонах схемой, в которой безмерно идеализируемые индейцы, трактуемые как «природные христиане», воплощение всех добродетелей, противостояли больному, извращенному, греховному миру Европы. Однако такое противопоставление было объективно орудием борьбы с колониальной идеологией и, пожалуй, первым симптомом самоутверждения только еще рождавшейся новой человеческой общности перед лицом Старого Света.
Следует отметить, что Лас Касас и его сторонники сумели оказать достаточно существенное воздействие и на официальный курс испанской короны в отношении «Индий». Это оказалось возможным прежде всего в результате умелого и тонкого использования противоречии между королевской властью и конкистадорами. Главной, хотя и кратковременной, победой гуманистических кругов стали принятые в 1542–1543 гг. «Новые законы», основанные на идеях Витории и Лас Касаса (того периода).
Нельзя не принимать во внимание и исключительно сильное воздействие личности самого Лас Касаса на различных людей, в том числе и на императора Карла V. История взаимоотношений великого гуманиста и монарха сильнейшей в то время мировой державы содержит один в высшей степени любопытный эпизод. Был момент, когда Карл V под влиянием Лас Касаса и его единомышленников впал в такую моральную депрессию, что решил оставить Перу и вернуть власть инкам, «и только Ф. де Витория уговорил его не принимать такого решения до тех пор, пока инки сами не будут в состоянии поддерживать католическую религию в своей стране»{121}. Лас Касас наносил весьма чувствительные удары своим противникам. Так, на определенном этапе ему удалось добиться запрещения публикации трактата X. Хинеса де Сепульведы, трудов Овьедо-и-Гомары, т. е. наиболее известных своих идейных противников.
У Лас Касаса было немало сторонников, особенно в среде монашества и деятелей церкви (сам он был, как известно, священником, членом ордена доминиканцев, занимал ряд церковных должностей, в том числе и крупных). Лас Касас и его сподвижники продолжили и развили гуманистическую традицию в христианстве, заложив основы ее латиноамериканского варианта.
Таким образом, тенденции к утверждению реакционного имперского испанизма противостояла мощная контртенденция. Не случайно Лас Касас всегда вызывал и продолжает вызывать до сих пор яростную ненависть сторонников этого направления, обвинявших его в создании так называемой «черной легенды» о роли Испании в Новом Свете.
Рассматривая вопрос об испанских истоках латиноамериканской гуманистической традиции, следует еще раз напомнить о той роли, какую сыграли в спасении части памятников индейской культуры испанские гуманистические круги, о деятельности их представителей по сохранению памяти о доколумбовом прошлом. Достаточно назвать в этой связи такую фигуру, как монах-францисканец Б. де Саагун. Нельзя не вспомнить еще раз и о Гарсиласо де ла Веге, человеке, в трудах которого противоречиво соединились апологетическое отношение к конкисте и пропаганда достижений цивилизации инков.
Фигура Гарсиласо, в сознании которого шла борьба различных цивилизаций, символизирует в то же время появление новой формы бытования испанской традиции: наряду с существованием, так сказать, в относительно «чистом» виде она становится участником процесса синтеза культур, предстает в неразрывном единстве с отдельными автохтонными элементами.
Важно отметить, что тенденция к духовному синтезу проявляется в первую очередь именно у носителей гуманистической традиции Испании, в то время как для сторонников реакционного имперского испанизма характерно стремление исключить возможность «заражения» языческими веяниями.
Немалое значение для последующей истории Латинской Америки имело укоренение на почве Нового Света различных и противоположных элементов политической культуры средневековой Испании: с одной стороны, королевского деспотизма, опирающегося на многочисленный разветвленный бюрократический аппарат, традиций беззакония и произвола властей, с другой — такого сохранившегося элемента наследия средневековых вольностей Испании, как кабильдо (аюптамьенто) — орган городского самоуправления. Хотя кабильдо в колониях и были очень быстро поставлены под контроль имперской администрации, они тем не менее играли роль формы существования демократической испанской традиции, так сказать, в свернутом виде.
За океаном вспыхивают и зарницы мятежного испанского духа, связанного с тем типом индивидуализма человека эпохи реконкисты, о котором говорилось выше. Этот дух проявился в особенности в отчетливо выраженных среди довольно значительной части конкистадоров сепаратистских тенденциях, принявших в ряде случаев форму вооруженных мятежей, в ходе которых типичные местнические феодальные мотивы переплелись с бунтарскими настроениями. В среде «конкистадорской вольницы» нашелся даже человек, посмевший бросить открытый вызов всесильному королю Испании Филиппу II: конкистадор из Куско Лопе де Агирре, объявивший себя «князем свободы» и провозгласивший в глубинах Амазонии отделение от Испании и создание самостоятельного Перуанского королевства.
Несмотря на сопротивление гуманистических кругов, с наступлением эпохи контрреформации, примерно со второй половины XVII в., происходит окончательное утверждение идеологии имперского испанизма в качестве господствующей (хотя в менее экстремистском варианте, чем у Сепульведы). Главные ее принципы были положены в основу той общественно-политической структуры, которую испанские власти пытались создать в колониях, прежде всего системы иерархии разных социально-этнических групп. Принципом, положенным в основу этой системы, была степень близости к «чистокровным испанцам», занимавшим верхушку общественной пирамиды. При этом значение имели не столько чисто расовые признаки, сколько принадлежность к кругу «старых христиан», целый ряд поколений предков которых являлись правоверными католиками.
С утверждением феодальной реакции во всех областях жизни сложились крайне неблагоприятные условия для развития испанской демократической традиции в Америке. Однако она отнюдь не исчезла, а адаптировалась к неблагоприятным условиям. Так, сохранились и продолжали действовать кабильдо, которые, несмотря на все попытки колониальных властей лишить их всякого реального веса, тем не менее сохраняли свое значение как очаги древней традиции самоуправления.
Важнейшим условием и объективной культурно-этнической базой сохранения, развития и преобразования на местной почве испанской демократической традиции стали процессы метисации. Искусственные барьеры, созданные иерархической структурой колониального общества, не смогли ни заглушить мощной «симфонии крови», ни перекрыть все каналы духовного взаимодействия различных групп населения.
Важнейшим фактором духовной жизни в XVII в. становится формирование нового, креольского мировоззрения, характеризовавшегося осознанием себя как некоей особой, отличной от Испании общности. Во многом это было вызвано утверждением в метрополии и широким распространением в Европе мнения о всех жителях Нового Света, включая потомков испанцев, как о людях второго сорта. Для воззрений креолов XVII в. типично противоречивое сочетание притяжения и отталкивания в их отношении к Испании. С одной стороны, они в массе своей осознавали и ощущали себя именно испанцами, хотя и жившими в Америке. Для креольской верхушки, в целом свойственна тенденция к кастовой замкнутости. Испанский патриотизм с особой силой вспыхивал тогда, когда Испании угрожала опасность.