Шрифт:
От автора
Этой книги не могло бы быть без поддержки моей семьи и, особенно Светланы Мартинес и Вячеслава Стрельцова, без поддержки семьи Елены Гузенко и, конечно, моей мамы Мартыновой Татьяны, без моих учеников и их родителей.
Ни один писатель или художник не выжил бы только на своем таланте – всем нужна Гала, или нужен Третьяков, Мамонтов, Морозов…
В моей жизни случились те, кто ждет новый роман и не допустит, чтобы его не напечатали.
Спасибо.
Новая история уже начата.
Если и существует конечность времени, то она выглядит как
Едва забрезжил рассвет и полные сланца горы заискрились, скрюченная годами старуха медленно села в своей хижине, растирая узловатые пальцы, поясницу и ноющие колени. Медленно текущие однообразные дни проходили для нее незаметной чередой мелькающих рассветов и закатов. Не открывая глаз, она пропела внутриутробным глубоким звуком утреннюю мантру:
– А-а-ах, твою ж налево, вправо, вверх… мать и отец, все держатели… проснулась. Будет еще один день.
Сухой ветер умыл ее иссохшее лицо. Она знала, что это последняя неделя сухостоя, не время лениться – травы не будут ждать ее: в сезон дождей или когда приходит бурая пустыня [1] , они непригодны для сбора – в горячем песке бури становятся ядом, а в дождь зловонно гниют на корню.
Она медленно начала подниматься в гору, уходя от хижины, а вслед ей смотрели четыре любознательных глаза. Сквозь пучки трав, покачивающихся на веревках, натянутых возле хижины, она казалась близнецам живым пнем, что научился ходить. Они родились в сильный дождь, и мать сказала, что это благословение – родиться в сезон, когда все могут пить до отвала. Значит, будет много молока. Сильные младенцы – радость в наши дни.
1
Бурая пустыня (сленг конца времен) – межсезонье, сжигающее все на своем пути, за которым, как правило, наступала смена времен года. Могла длиться от часа до нескольких лет и являлась порождением пустынных кролей, которые богаты белком. Свое название получила из-за цвета горячего песка, перемешанного с горными породами. Человек, попавший в такую бурю, обгорал до костей за несколько минут. – Прим. авт.
– Пойдем уже, – слегка нервничая, дернула за рукав брата золотоволосая девочка. Она смешно наморщила носик, усыпанный мелкими веснушками.
– Мы можем посмотреть, что у нее внутри… смотри – уходит, – заупрямился мальчик. Темноволосый и смуглый, он совсем не походил на свою сестру, словно они не были никогда в одной утробе.
– Мать убьет нас. Пойдем, Адам! – Девочка дернула его сильнее. Но Адам уже не мог устоять перед искушением. Он, пригнувшись, медленно двинулся к хижине. – Она ведьма, она дочь Матери-ребенка, ты совсем ничего не боишься… – Она попробовала всхлипнуть.
Адам резко остановился и, взяв ее лицо в руки, посмотрел прямо в глаза.
– Ева, поэтому и ты не должна ничего бояться. Пока я рядом, с тобой не случится ничего плохого. Поняла?
Ева обреченно поникла головой. Сколько раз им уже доставалось от матери, когда его очередная шалость шла не по плану! Отец же никогда не бил их и не ругал, но он всегда знал больше, чем Адаму хотелось бы, и потому мальчик его скорее побаивался, чем любил.
Родители иногда могли разговаривать без слов. Они только смотрели друг на друга долгим печальным взглядом. В такие моменты Ева и Адам чувствовали себя брошенными.
– Она могла бы учить нас, почему нет! – упорствовал Адам.
– Мне страшно… – прошептала Ева.
Старуха повернулась и посмотрела на близнецов, приставив руку козырьком ко лбу.
– Кто здесь? – каркнула она, и ее крик эхом прокатился по долине, что простиралась внизу между склонами гор.
Ева и Адам вздрогнули, переглянувшись, и бросились бежать вниз со всех ног.
– А-а-а! – неслось впереди бегущих.
Старуха едва хмыкнула, изобразив подобие улыбки тонким ртом.
– Любопытство побеждает гордость, – сказала она кому-то в пространство.
Солнце зашло за крупное кучевое облако. Оно медленно плыло над косматой, повязанной выцветшим платком головой старухи. Постепенно облако превратилось в только ей знакомый профиль: высокий лоб и прямой нос. Такими, видимо, греческие боги явили себя в начале времен.
Теперь лицо ее посветлело, расправилось, скрывая глубокие морщины.
– Вот и свиделись, надо же… может, мое время пришло, – прошептала старуха и, смахнув морок рукой, вытерла рот тыльной стороной ладони.
Когда она смотрела на него, всегда чувствовала покалывание между лопаток тонкой иголкой. Тепло, возникающее от этого, разливалось по телу, отдаваясь пульсом в промежности. Он всегда произносил ее имя низким бархатным голосом, заставляя вздрагивать.
Кажется, погода в тот день стояла ясная, только после дождя и момент был неподходящий. Кто ж забудет первый поцелуй – все помнят. Не целуют же во время бури… – только в историях, что помнил отец наизусть. Отец помнил тысячи историй и рассказывал их каждый раз одинаково, словно внутри его головы был текст, который он читал. В его историях в самый эпический момент главный герой прижимал к себе главную героиню, а мать кашляла, словно подавилась косточкой. В ее мире никто так не делал, а он… он целовал. Уверенно, нагло, разжимая ее дрожащие губы…
Старуха принялась постукивать себя по груди кулаком, пытаясь справиться с сердцебиением. Что ж теперь ворошить былое… Они приняли правильное решение. Только Хранителям дается долгая жизнь…
Она продолжила свой путь не оборачиваясь, хотя соблазн полюбоваться облаком был велик. Старуха кашлянула пару раз, и синеватая крупная крыса выпрыгнула у нее из-под ног.
– А, это ты, моя красавица. – Крыса пискнула пару раз и посмотрела на небо. – Не смотри, призраки только тревожат душу, – сказала ей старуха.
Крыса не ответила, устремившись вверх по едва заметной тропе.
– Но ты права, – продолжила свой монолог старуха, – невозможно скрыть кашель и любовь.
Новый день набирал скорость, а ветер сулил конец лета. Темная полоса надвигающегося шторма ширилась у горизонта.
Глава первая. Поиск Оверлорда
Лучший отдых программера – написать новый код или играть несколько часов кряду в компьютерную игру.
А если у программера температура, то самое время «молиться», идти в данж, во второй, третий, снова «молиться». Кто хоть раз играл, тот понимает, о чем речь.