Лавондисс
Шрифт:
Спустя несколько минут Уин, шедший впереди, привел их на широкое болото.
Действительно несчастное, одинокое место. И он не зря назвал его пустырем, пустой водой; грязная печальная вода лениво струилась среди туманных берегов обширного озера. Дальняя сторона болота терялась в густом тумане, через который едва виднелись верхушки деревьев. Ветер шевелил высокие камыши и плотные заросли тростника. В мелкой воде носились стремительные черные силуэты водяных птиц. Повсюду росли ивы, их ветви низко наклонялись над водой, а корни образовывали что-то вроде мостов между
В воздухе пахло гнилью, небо было темным и туманным. Вода тускло блестела, лениво плескалась о берег и поглощала все звуки.
Низко пригнувшись, они прошли по отмели и оказались на твердом берегу. Мортен указала на следы лошадей, еще остававшиеся на грязи, и сломанные камыши — знаки прохода всадников.
— Куда они делись? — спросила она. Уин только покачал головой. Выпрямившись, он внимательно осмотрел закутанные в туман ивы и густой кустарник, потом коснулся плеча Мортен, прося ее сделать то же самое. Осмотрев озеро, она заметила расплывчатый силуэт большого человекоподобного создания, идущего вброд и медленно погружавшегося в воду. Внезапно он нырнул, по поверхности прошла рябь, и все затихло. Через несколько минут на другой стороне пруда из воды поднялась черная спина, отряхнулась и исчезла, только задрожали две гигантские ивы.
Всадники должны быть где-то недалеко. Уин занервничал, ему показалось, что они услышали слова девочки и сейчас окружают их. Но все было тихо и спокойно... не считая внезапного появления стаи цапель, которые пошагали через тростники к укрытию Уина. Иногда одна из птиц пронзительно визжала, поднимая к небу длинный клюв, пока остальные скользили по воде.
Мортен, на плече которой все еще висели ее рыбные крюки, едва слышно запела охотничью песню тутханахов; она вертела в руках крюки, прикидывая, успеет ли она добежать до самой медленной птицы и заплести ей ноги до того, как та взлетит.
Увы, ее нетерпеливые ожидания разбились вдребезги. Внезапно одна из цапель закричала и начала дико извиваться, а вся стая шумно взлетела, покружила над своей обреченной подругой и исчезла за ивами. Мортен выдохнула. Уин зачарованно смотрел.
В сотне шагов от них из воды поднялись два куста камыша и стали двумя человеческими силуэтами — мужским и женским. К их телам выше пояса были привязаны высокие растения, поднимавшимися над головами на половину человеческого роста; все остальное оставалось обнаженным. Камыши, привязанные к груди и голове кишками животных, образовывали над ними густую корону, оставляя только узкие вертикальные щели для глаз; женщина привязала их немного повыше, чтобы дать грудям побольше свободы.
Именно она держала сеть и медленно выбирала ее, неприязненно глядя в сторону Уина. Мужчина подошел к бьющейся птице и занес каменную дубинку.
Он так и не нанес удар.
Охотники на цапель исчезли, так же быстро как и появились — нырнув в воду, они слились с болотным ландшафтом.
Между ними и Уином из-за тростников показалась лошадь с всадником. За ней вторая и третья. Лошади били копытами по грязи, люди приглушенно и тревожно переговаривались.
Четвертый всадник появился
— Что они ищут? — прошипела Мортен.
— Флот из черных кораблей, — в ответ прошептал Уин, — который должен вести за собой человек гигантского роста. На них они поплывут в неведомый край за озером...
— Кто они такие? — опять спросила Мортен, и на этот раз, секунду поколебавшись, Уин ответил: — Индоевропейские всадники. Кочевники. Их клан называется аленти. Очень дикое племя, жившее за две с половиной тысячи лет до Христа... они грабили земледельческие поселения восточной Европы, пока не смешались с ранними кельтами.
Почти все он сказал по-английски. Мортен хмуро и печально посмотрела на него.
— Ничего не поняла, — призналась она.
Он улыбнулся и щелкнул ее по носу.
— А чего ты ожидала? Ты же неолитическая дикарка. А эти люди из развитого бронзового века. Убийцы. На самом деле... — Он немного привстал и вгляделся в нервных всадников на беспокойных лошадях. — На самом деле я считаю, что они — сыновья Кириду. Они ищут путь в потусторонний мир, где собираются украсть тело женщины, которая стережет тьму. И изнасиловать ее. Забрать наверх и подчинить себе призраков из ее души.
— И что произойдет?
— Я еще не знаю всю историю. Они попытаются войти в потусторонний мир, но их поймает лабиринт, который будет появляться там, куда они поедут. Я не очень уверен в последствиях и не знаю, сумеют ли они убежать...
Мортен кивнула, как если бы поняла каждое слово. Она с восхищением посмотрела на беспокойных всадников, ждавших на болоте.
— Так вот куда они собрались... — сказала она. — В потусторонний мир. Лавондисс…
Уин-райятук, не выдержав, засмеялся, хотя и очень тихо. Мортен тоже неуверенно улыбнулась.
— Что здесь смешного?
— Ничего, — ответил ее отец. — Ничего смешного. Ты совершенно права. Все, кто идут по этой реке, ищут путь в Лавондисс. Говорят, что там души людей не привязаны к времени. Лавондисс — свобода. Лавондисс — путь домой...
Внезапно ему стало грустно. Он знал о Лавондиссе только то, что ему рассказали мифаго, с которыми он сумел пообщаться. В этом месте время взбунтовалось, возможно там не было времени вообще... и там был его дом. Сейчас он почувствовал это особенно сильно. Думать о Лавондиссе — все равно, что думать об Оксфорде и Энни; думать о жизни, о которой он никогда полностью не забывал.
Он должен был более настойчиво пытаться проникнуть в сердце леса. А он поддался слабости тела, возрасту и здравому смыслу, которые твердили: остепенись, отдохни, сдайся.
Он — путешественник, который должен вернуться назад. Большую часть жизни он смотрел, как мимо него проходили люди всех возрастов, семьи, кланы, даже армии — все одержимые духом приключений… Они выходили из тесных пространств человеческого разума и — через время, лес и опавшие листья — шли туда, где могли найти свободу.