Лайза Миннелли. История жизни
Шрифт:
«Я позаимствовала у Сэмми Дэвиса-младшего коллекцию альбомов тех лет и часами их слушала, – вспоминала она. – Я также изучала видеоклипы различных ансамблей, разговаривала с теми, кто хорошо знал ту эпоху, чтобы целиком погрузиться в атмосферу сороковых годов».
Лайза воспользовалась теми же методами, что и во время подготовки к «Кабаре»: чтобы трансформировать себя в свою героиню, она с головой ушла в ту эпоху. Лайза также посмотрела немало родительских фильмов, сделанных в те годы, и брала по телефону советы у Кей Томпсон, особенно в том, что касалось пения. Лайза изучила манеру таких исполнителей, как Лена Хорн, Дорис Дей, Хелен О'Коннел. Она пыталась овладеть их манерой, не подражая им. Кроме того, она познакомилась с реальными прототипами истории, рассказанной в «Нью-Йорк, Нью-Йорк», – английской джазовой
«Впервые в моей жизни героиня была, что называется, без придури. Франсин – приятная молодая женщина, правда, при этом она крепкий орешек и умеет постоять за себя. Я прекрасно понимала ее, потому что насмотрелась на таких, как она, в Голливуде. При всем этом она – абсолютно нормальная. На этот раз, разнообразия ради, с приветом был Бобби (Роберт де Ниро)».
Де Ниро тем временем под руководством музыканта Джорджа Олда осваивал азы телодвижений саксофониста. В начале 1976 года, во главе с продюсером Ирвином Винклером, в 29 павильоне студии МГМ, где Джуди в свое время снималась в «Пирате», собрались Лайза, Мартин и Роберт, и работа над лентой «Нью-Йорк, Нью-Йорк» наконец началась.
Теоретически сценарий был перерабатан заново для придания большего веса Франсин, а кроме того, возникло немало споров по поводу деталей той эпохи, поскольку каждый из главных героев провел самостоятельное исследование. И все-таки, когда съемки, наконец, начались, воцарился полный хаос, поскольку никто, казалось, не собирался придерживаться сценария.
По мере действия актеры все чаще стали давать отсебятину, хотя и пытались при этом придерживаться общей линии.
Лайза похудела на пять килограммов и сутками не вылезала из павильона, но работу над картиной она вспоминает с нескрываемым восторгом: «Поначалу сценарий был так себе, так что Марти разрешил нам импровизировать. По мере развития сюжета мы сами додумывали детали, и на протяжении нескольких недель только и знали, что репетировали, а Марти снимал нас на видеокамеру. Затем он взял из видеозаписи лучшие места и отдал нам эти реплики. Мы все трое работали с огромным напряжением – представьте себе, каждый день до полной потери сил. Так и свихнуться недолго. Но зато какое упоение! Не помню, чтобы я хоть раз присела. Я всегда говорила: «Если во время съемок свалюсь замертво, что же, лучшей смерти и желать нельзя!»
Другие участники съемок, похоже, не разделяли ее энтузиазма. Мартин, как и в случае с его предыдущими картинами, смотрел на «Нью-Йорк, Нью-Йорк» сквозь призму собственной жизни. «Мне хотелось сделать совершенно иную ленту, об эстрадном ансамбле сороковых, пытающемся добиться успеха – и это было в высшей степени личное ощущение, – рассказывал он. – Мне казалось, что нет никакой разницы между эстрадным ансамблем сороковых годов и мною, также пытавшимся добиться успеха в деле, где на тебя со всех сторон давят. А еще эта лента о двух творческих натурах, также ведущих борьбу за существование. Они не знают, откуда им в следующий раз ждать кусок хлеба, но, что еще хуже, оба они – «перекати-поле». В ленте рассказывается о взаимоотношениях двоих, как сначала они сближаются, а затем все идет прахом, но в конце картины, слава богу, все возвращается на круги своя».
Между прочим, все это ужасно напоминало отношения как между Мартином и Лайзой, так и между Мартином и его женой Джулией.
Продюсера Ирвина Винклера, как и всех продюсеров со времен античности и Еврипида, волновала в первую очередь стоимость каждой мелочи. «Как я нервничал! – вспоминает он. – Мы потеряли представление о бюджете. Мы не знали, что с нами будет на следующий день. Но один случай мне хорошо запомнился. Как-то мы с Марти снимали очень поздно вечером. Это была сцена с участием Бобби и Лайзы. Время уже приближалось к девяти, и мы сидели на 22 дубле. Все были выжаты словно лимоны. Проблемы нарастали, как снежный ком. И тогда я сказал Марти: «Послушай, как, по-твоему, чувствует себя человек на двадцать втором дубле, не кажется ли тебе, что с нас всех хватит?» И он ответил мне: «Знаешь, Ирвин, в последнем дубле мне казалось, будто я заметил в уголке глаза у Лайзы слезу. По-моему, если я попробую еще пару-другую дублей, я добьюсь-таки у нее этой слезы.
У Мартина был свой взгляд на вещи: «Там была куча всякого народа, что приходили поглазеть на съемки «Нью-Йорк, Нью-Йорк»; бывало, они возвращались снова, полагая, что отлично разбираются в том, что мы делаем. Им было точно известно, как мы работаем. Но все это бесполезно, потому что настоящая режиссура осуществлялась шепотом и к тому же в гримерных, поэтому никто ничего не видел. Мы, бывало, разговаривали, или же актеры обращались ко мне с вопросом: «Будьте добры, подойдите сюда, мне бы хотелось с вами немного поговорить». И мы разговаривали с ними, или же они забрасывали меня вопросами, или же высказывали совершенно новую точку зрения, и мы все перерабатывали заново. Все это делалось скрыто от посторонних глаз, так что наблюдателям была видна лишь внешняя сторона дела».
Но многое из перешептываний между Мартином и Лайзой не имело никакого отношения к картине. Наблюдателям казалось, будто они заметили нечто такое, что выходило за рамки обычной работы над проектом и имело явное отношение к «закулисным интригам».
Участие Лайзы в работе над проектом и ее понимание режиссерских планов, по ее собственному выражению, строилось на том, что она читала в глазах режиссера – на «интригующей концепции».
«Вся моя трактовка роли проистекает из того, что я видела, глядя в глаза Марти, – рассказывала она. – Как мне кажется, он отлично понимает борьбу чувств и рассудка, то, что в людях постоянно идет война разума и эмоций. И как мне кажется, он умеет обнажить эту борьбу, наглядно воплотить ее. Марти обычно садился прямо под камерой и в некотором роде направлял меня. Я знала, когда ему хотелось, чтобы я немного подзавелась или же, наоборот, поостыла и успокоилась. Как мне кажется, Марти знает и умеет достучаться до любого актера, не прибегая при этом к банальным фразам вроде «В фильме главное не то, что вы произносите, а то, чего вы не произносите». Вот в этом и вся соль».
Как всегда бывает в подобных случаях, народ без конца судачил о том, что происходит как на съемочной площадке, так и вне ее – особенно, что касается де Ниро, этой якобы загадочной фигуры Голливуда, поскольку он не был любителем выставлять напоказ свои чувства. В Голливуде привыкли испытывать некий страх перед любым талантом, если тот не имеет привычки выпячивать грудь, демонстрируя себя всему миру. Такие актеры, как де Ниро, Аль Пачино, Брандо, – фигуры загадочные, и поэтому их принято считать глубокими натурами, великими художниками, чей каждый шаг преисполнен скрытого смысла и поэтому не должен ускользнуть от нашего внимания – словно наблюдатели читают руны или гадают на кофейной гуще. Сложилось мнение, что поскольку де Ниро – партнер Лайзы по картине, то между ними обязательно должен быть роман. В ответ на эти домыслы Лайза указывала, что де Ниро женат на чернокожей красавице Дианне Эббот, которая в ту пору ждала ребенка.
Каким-то чудом работу над фильмом удалосьтаки довести до конца, причем надо отметить, что исполняемые в нем песни пополнили творческую копилку Лайзы, особенно заглавная «Нью-Йорк, Нью-Йорк», которая стала для нее чем-то вроде новой визитной карточки.
Премьера фильма состоялась на восьмую годовщину смерти Джуди – 22 июня 1977 года – и оказалась бенефисом для Линкольновского Центра. За демонстрацией последовал огромный банкет в грильзале «Радуга» Рокфеллерского Центра – высоко над переливающимися огнями города, который так любили и мать и дочь. Для Лайзы Нью-Йорк был особым, волнующим местом, он подстегивал ее, стимулировал, одновременно давая свободу от назойливых толп поклонников.
«Это единственное место, где я пользуюсь полной анонимностью, – говорила она. – Он всегда полон новых лиц, новых задумок, новых идей. Здесь бьет ключом жизнь, какие здесь шикарные вечеринки и, разумеется, знаменитый нью-йорский юмор».
В тот вечер, когда состоялась премьера, Лайза в полупрозрачном красном платье, опираясь на руку законного супруга, упивалась новыми лицами, роскошью и потрясающим банкетом, продолжавшимся до первых проблесков рассвета на Ист-Ривер. После чего вся компания отбыла на специально устроенный для них завтрак, организатором которого в модной дискотеке «Студия 54» стал Хальстон.