Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Шрифт:
В эти же дни армия Мегмет-али покатилась на юг в быстром марше. Англия и Франция подстегивали египтян.
Каждый день перед окнами их миссий в Константинополе на утренней заре по восьмой склянке с десяти кораблей под звуки горна и дробь барабанов на грот-стеньгах поднимались Андреевские стяги.
Эхо смотрин эскадры графом Орловым докатилось до сераля. Впечатлительный султан помнил, какой пышный прием устроил ему генерал Муравьев на азиатском берегу Босфора. Но то происходило вдали от столицы, а русская эскадра расположилась на виду города. Хотелось показать своим скрытым и явным противникам, какая нынче сила на его стороне.
Как-то в беседе с Орловым султан выразил желание посмотреть русскую эскадру. Ну что ж, нелишне еще раз продемонстрировать, кто истинный хозяин сегодня в проливах.
Церемония смотра внешне походила на предыдущую, но с некоторым отличием. Так же на пароходе под своим флагом султан с многочисленной свитой направился к эскадре. На этот раз все корабли по этикету подняли на грот-брам-стеньгах турецкие флаги. Султана встретил салют наций из двадцати одного выстрела. Матросы на реях кричали «ура» пять раз. На «Памяти Евстафия» султана встречали Орлов и Лазарев. Больше двух часов дотошно осматривал флагманский корабль султан. Несмотря на унылую дождливую погоду, султана поразил молодецкий вид русских моряков.
Окончательно в конце визита султана сразило зрелище на верхней палубе. Он заметил вдруг наши войска, построенные в боевой порядок на азиатском берегу пролива. Едва он со свитой показался на юте, как по условному сигналу с корабля войска «произвели беглый батальный огонь, сопровождаемый пушечными выстрелами, следовавшими один за другим через равные промежутки времен».
Турецкий султан оказался щедрее русского императора. На следующее утро приближенный генерал Ахмет-паша привез Лазареву шестьдесят тысяч турецких пиастров.
— Высокочтимый султан восхищен приемом и всем виденным. Он просит раздать эти деньги нижним чинам в знак признательности за доставленное ему удовольствие.
Ахмет-паша передал Лазареву портфель с деньгами и добавил:
— Завтра по приказу султана вашим матросам доставят десяток быков, баранов и рому, а офицерам французские вина и конфет…
В конце мая египетские войска ушли за контрольный рубеж горы Таурус. В Константинополе Орлов завершал переговоры о заключении договора с Турцией. Войска понемногу начинали грузиться на корабли и зафрахтованные суда. Султан давал прощальные обеды. На одном из них рядом с Лазаревым разместился его старинный знакомый по Наварину Тагир-паша. Вспомнили былое, выпили за упокой и за здравие.
Тагир-паша тоже пригласил русских моряков на обед на свой флагманский трехдечный корабль «Махмут». Угощение оказалось на славу. Лазарев насчитал более сотни европейских и турецких блюд. Как знаток, не преминул заметить, что турки «пить же научились порядочно и шампанское тянут лучше нашего».
26 июня 1833 года Россия и Турция подписали Ункяр-Искелесийский договор о мире, дружбе и оборонительном союзе. Секретной статьей султан обязался в случае войны закрыть Дарданеллы для всех иностранных кораблей. В русском посольстве ликовали, а французы и англичане плохо скрывали раздражение… Правда, их стараниями договор был заключен на восемь лет.
Накануне закончилась погрузка на корабли всех сухопутных войск, и эскадра готовилась к возвращению в Севастополь. К борту флагмана подошел катер с Бутеневым и служащими русского посольства. Они внесли массивный сундук в каюту Лазарева.
— Его величество султан Махмуд по случаю мира и заслуг в этом русских жалует их памятными медалями.
Всем нижним чинам прислали серебряные медали, офицерам — золотые, а адмиралам — золотые с бриллиантами.
Бутенев улыбнулся Лазареву:
— По секрету, Михаил Петрович, султан особо расположен к вам и высоко ценит содействие ваше в мирных устремлениях… В память о сем повелел изготовить специально для вас искусный портрет свой, с алмазами.
Они вышли на шканцы. Полуденный зной спадал, солнце уже касалось минаретов, с пролива приятно потянуло прохладой.
— Благожелательный исход сей кампании, почтенный Аполлинарий Петрович, усматриваю в твердости позиции политики русской, где оная соприкасается с корыстью иных стран. — Лазарев улыбнулся, взял Бутенева под руку. — Однако, позволю заметить, в сем случае изрядное войско наше ни одной капли крови не пролило. Не обнажив меча, победу добыли полную. Нынче проливы для наших недругов закрыты турецкими ключами.
Утром следующего дня задул легкий попутный зюйд-вест, эскадра покинула Буюкерский рейд и вышла в Черное море.
После пребывания в иностранных портах полагалось выдержать карантин. Лазарев просил Грейга «всей эскадре походить несколько времени для практики в Черном море, тогда б мы провели время наше за 1833 год с совершенною пользою». Грейг и на этот раз отмолчался. Эскадре пришлось отстаиваться на Феодосийском рейде. Выгрузили на берег артиллерию.
Пора было известить своего друга Шестакова о возвращении. Отвести душу. В конце письма вдруг вспомнил о парадоксе: за экспедицию в Босфор наградили большими деньгами Критского и командира Севастопольского порта Патаниоти. Решил позабавить приятеля. «А кто всему мешал и препятствовал, я знаю, и именно этот же самый командир порта грек Патаниоти и обер-интендант грек же Критский! Да черт возьми все, пусть их наслаждаются, только впредь бы не мешали! Мне денег много не нужно, два или три блюда за столом да рюмочку хорошего вина, вот и все мои прихоти».
За время пребывания в проливах эскадра снабжалась из рук вон плохо. Часто не хватало мяса, овощей, даже сухарей. Среди матросов развилась цинга. В последние недели на рейде Феодосии Лазарев приказал покупать матросам мясо и зелень, не считаясь со средствами, и ежедневно подавать их к столу. В Босфоре выяснилось, что корабли строили из негодного леса, палубы и переборки в них прогнили насквозь. На переходе из Босфора оказалось, что три линейных корабля сгнили основательно и плавать на них нельзя, в шторм могут утонуть. Кому излить досаду? Грейгу бесполезно, Меншиков отмалчивается, Николай отмахивается резолюциями. Мелькнула мысль: «Быть может, граф Орлов поможет?»
В последних числах июля 1833 года Севастополь встречал эскадру. Многочисленные бухты и холмы вокруг них были усеяны толпами жителей, среди которых было немало матросских жен и детей.
Лазарев впервые входил в гавань с эскадрой. С интересом и волнением всматривался он в голубые заливы, скалы, берега, поросшие буйной зеленью кустарников и небольшими деревьями. На косогорах лепились мазанки ремесленников, торговцев. Если город внешне походил на европейский, то порт только обозначался. Все радовало, но настроение омрачала предстоящая встреча с Грейгом, Критским, их приспешниками.