Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Шрифт:
Поздним вечером возмущенный Михаил Петрович сел за рапорт. Решил обратиться к самому Меншикову напрямую:
«…Явное препятствие обер-интенданта в изготовлении эскадры надежным образом и столь дерзкое усилие его препятствовать мне в выполнении высочайшей воли я доводил до сведения главного командира, но получил отказ… оправданиями обер-интенданта все остается по-старому и ничего не делается…»
Не проходило недели, чтобы Лазарев не сообщал командующему флотом о лихоимстве и произволе интендантов. Грейг
Но одними рапортами кораблям не поможешь. Дневал и ночевал Лазарев в Адмиралтействе, разыскивал остатки имущества, боеприпасы.
Зима выдалась необычайно холодной. Каждый день, несмотря на непогоду, обходил корабли. Ночью бухты парили, сплошь покрывались туманом. Морозы доходили до пятнадцати градусов. У матросов воровали пайки, одевали худо. Начальник штаба взыскивал жестко, но не все было в его власти. Только напористость и знание дела преодолевали преграды. Корабли все-таки снарядили, экипажи подготовили, и в конце января эскадра была готова следовать к Босфору.
На рассвете 8 февраля в миссиях Англии и Франции в посольском квартале Константинополя возник переполох. Напротив окон английского и французского посланников на рейде Буюк-Дере под Андреевским флагом красовался восьмидесятичетырехпушечный русский линейный корабль. Спустя несколько минут из-за мыса показались второй, третий, четвертый… Спустя какой-нибудь час в бухте Золотой Рог реяли девять вымпелов русской эскадры.
Несмотря на раннее время, не сговариваясь, английский и французский посланники явились к рейс-эфенди, министру иностранных дел.
— На каком основании русская эскадра вошла в проливы? — единственный вопрос, который их волновал.
— Я и сам не пойму, — оправдывался рейс-эфенди. Еще месяц назад он договорился с русским посланником Бутеневым, что русская эскадра не будет входить в проливы, а расположится на рейде Сизополя. И Бутенев сообщал об этом в Севастополь. Рейс-эфенди держал специальный пароход, чтобы выйти навстречу русской эскадре, но на нем вдруг только вчера случилась поломка…
Раздосадованные посланники уговаривали рейс-эфенди немедленно отправиться за разъяснениями к султану. Они привыкли к довольно свободному общению с Махмудом Вторым.
Рейс-эфенди, однако, решил по-своему.
— Высочайший султан будет скоро на утренней молитве, отправимся к нему ближе к полудню…
Султану еще спозаранок командующий укреплениями Босфора генерал Ахмет-паша и главный военный советник султана доложили о появлении русской эскадры, и он сразу приказал вызвать рейс-эфенди…
Поглядывая на взволнованных посланников, Махмуд посмеивался про себя. «Ишь, волк и лисица. Один француз настропалил против меня негодного Мегмет-али и помогает ему всячески и кораблями, и пушками, и порохом. Второй хитрец — англичанин отказался помочь мне отстоять трон от непокорного египтянина. Теперь же, когда русские пришли на помощь, они засуетились».
— Русский сардар Николай прислал мне подмогу против неверного Мегмета. Хорошо. Он сделал это по нашей просьбе. — Махмуд прикрыл глаза. «Теперь-то французы заговорят по-другому».
И посланники заговорили о том, что Россия всегда была врагом высокой Порты.
Глаза Махмуда внезапно приоткрылись и сверкнули недобрым огнем.
— Когда человек тонет, он хватается и за змею.
Султан обратил взор на Ахмет-пашу.
— Поезжай к русскому адмиралу. Пускай пока уберутся в Сизополь. Мы дадим знать, когда они понадобятся.
Махмуд кивнул посланникам — прием окончен…
В своем дворце султан давал указания, а на борту «Евстафия» Лазарев принимал в салоне русского посланника в Константинополе действительного статского советника Аполлинария Бутенева и генерал-лейтенанта Николая Муравьева. И с тем и с другим Лазарев встречался впервые. С Бутеневым он уже был знаком заочно, по переписке. О Муравьеве знал понаслышке — император посылал его на фрегате «Штандарт» с миротворческой миссией в Александрию к Мегмету-али.
Перед уходом эскадры из Севастополя узнал, что фрегат «Штандарт» появился в Дарданеллах.
Муравьев и начал разговор:
— Повелением государя я прошлым месяцем был в Египте. Мегмет-али обещал, но на мир с султаном до сих пор не идет. Французы его подпирают оружием, флотом и советниками, цель одна — свергнуть султана. — Муравьев чеканил слова по-армейски. — Нынче султан направил к нему своего визиря на переговоры, не теряет надежды кончить дело миром. — Генерал остановился, заговорил Бутенев:
— Вам, Михайло Петрович, надобно все знать. Египетский паша считает султана предателем мусульман и поносит за позорный мир в Адрианополе. Отсюда истекает весь фанатизм и знамя, под которым Мегмет-али поднялся против султана Махмуда.
Муравьев, слегка нахмурившись, продолжал разговор:
— Вашему превосходительству предстоит узнать тонкости здешней политики. У турок есть чувствительные струны, которыми не следует играть. Вы имели предписание не входить в проливы без договоренности с Бутеневым? — Муравьев спрашивал напрямик.
Лазарев отвечал без натяжки, легко, но держал свою линию:
— Я не получал прямого указания не входить в проливы. У входа в Босфор на фелюге приходил комендант крепости, просил не входить без разрешения султана. Но поскольку я получал последнее уведомление от господина посланника быть беспременно в Константинополе поскорее, решил идти в Золотой Рог. К тому же свежий восточный ветер не позволяет эскадре подолгу дрейфовать, снесет на камни.
Воспользовавшись паузой, заговорил Бутенев: