Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Шрифт:
— Рад приветствовать россиян в своих пенатах. — Кусков тепло обнялся с Лазаревым. — Имею честь зрить в сих водах первейший корабль из Санкт-Петербурга и пригласить господ офицеров отобедать на берегу.
Лазарева тронуло его внимание. «Насколько отличен он характером от Баранова», — подумал он и пригласил Ивана Александровича в каюту, угостил вином. Вручил ему депеши от Баранова и посчитал, что лучше не посвящать его в конфликт, который произошел в Ситхе.
— Благодарю за честь, но по крайней нужде мне надобно быть в заливе Святого Франциска, а суть рейд ваш небезопасен, особливо случись безветрие и зыбь с океана.
Для Кускова это было очевидно.
— Наш рейд Бодего не приспособлен для надежной якорной стоянки. В сем разе, господин капитан, прошу принять от нас в дар свежих припасов.
Лазарев обрадовался, поблагодарил, в свою очередь ответил ящиком доброго вина и пригласил Кускова отобедать в кают-компании.
Пока перегружали продовольствие с прибывших лодок и ожидали Кускова, «Суворов» лежал в дрейфе.
В залив Святого Франциска корабль входил в темноте. С берега, у входа в залив, светили огни, а на крепости Сан-Франциско зажгли фонари. «Суворов» бросил якорь, не доходя мили до пристани.
Утром снялся с якоря и ушел в Ситху с грузом пшеницы стоявший рядом бриг «Чириков».
Испанские власти радушно встретили россиян, предложили в изобилии живность, овощи и фрукты в обмен на русские товары — парусину, самовары, топоры, которые с охотой брали местные торговцы. Удалось даже купить несколько быков.
Комендант крепости дон Аруэлло любезно пригласил офицеров отобедать у него:
— Я весьма рад приветствовать у себя русских офицеров. Впервые в наших краях с визитом русский корабль из столицы вашего отечества.
Переводчиком служил Унковский, кое-как объясняющийся по-французски, вспомнивший десяток-другой и испанских слов.
На следующий день Лазарев с офицерами гостил у радушного коменданта. Прежде чем сесть за стол, комендант представил гостям своих жену и сына:
— Донна Игнация, дон Луис.
Кроме них за столом сидел настоятель здешнего монастыря падре Хуан.
Обед, приготовленный хозяйкой, оказался на славу.
Обильное угощение из свежей дичи, зелени, фруктов, доброе красное вино завладели вниманием моряков. Незнание языка не помешало им выразить свое признание хозяйке дома с помощью жестов и громких восклицаний. Всеобщий восторг вызвал поданный на десерт горячий шоколад.
После обеда гости вышли прогуляться в сад. Мимо них в длинном темном платье быстро прошла изящная молодая женщина редкой красоты. Печально опустив глаза, она слегка поклонилась гостям.
— Моя дочь Консепсион, — ласково, с некоторой грустью представил ее комендант и, обменявшись взглядом с настоятелем, предложил офицерам: — Пока вы мои гости и ваш корабль будет загружаться провизией и товарами, почему бы вам не прогуляться в окрестностях Сан-Франциско? Заодно падре Хуан покажет вам свою благопристойную обитель.
Лазарев рассеянно слушал коменданта, глядя вслед его дочери, удаляющейся по аллее. «Бог мой, — подумал он, — неужели это та неписаная красавица, та самая испанка, о которой вспоминали у Державина? Ведь когда-то она была обручена с Резановым! И по всей видимости, до сих пор не замужем».
Когда Унковский перевел предложение коменданта, Лазарев принял его не колеблясь.
— Завтра в десять утра оседланные лошади будут ждать вас на пристани, — заверил дон Аруэлло.
Возвращаясь на шлюпке, Лазарев рассказал вкратце историю любви Резанова и Кончиты.
— Постарайся завтра выведать о ней что-либо у монахов, — попросил командир Унковского.
Как и условились, наутро у пристани офицеров ждали прекрасные андалузские кони. Тучный настоятель уверенно держался в седле.
Осмотрев живописные окрестности залива, кавалькада направилась в монастырь, к францисканским монахам. В монастыре хозяева были необычайно радушны — моряки закупили весьма выгодно у них пшеницу. После обильного обеда святые отцы показали русским гостям свою небольшую и довольно бедную церковь. На их полях гнули потные спины полунагие, с черными длинными волосами, истощенные индейцы. Монахи, не задерживаясь, повели гостей в казармы новообращенных в христианскую веру. Внутри стояли перегородки, как на скотном дворе, на дощатых нарах, покрытых рогожей, жили семьями. Впоследствии из разговоров выяснилось, что добровольно индейцы не являлись сюда, их отлавливали арканами солдаты и приводили к миссионерам.
Унковский вполголоса проговорил:
— Не возьму в толк, как эти монахи могут толковать своим неофитам о христианской религии, когда те не понимают испанского языка, а службу святые отцы правят на латинском диалекте?
Лазарев грустно улыбнулся:
— Видимо, все это делается токмо для одного виду, а главное, чтобы иметь даровых работников…
Простившись с монахами, Лазарев с офицерами вечером поскакали обратно в Сан-Франциско. По пути Унковский рассказал:
— За обедом я полюбопытствовал у настоятеля о той прекрасной даме, что встретилась нам у коменданта. Дон Хуан поведал мне, что Консепсион, или, как он называл ее, Кончита, до сей поры ожидает своего нареченного русского офицера Резанова.
— Так он давно Богу душу отдал, — удивился Лазарев.
Унковский пожал плечами.
— Монах говорит, что она этому не верит и дала обет ждать его до конца жизни.
Поздней ночью на корабле Унковскому не спалось, он зажег свечу и вынул дневник.
«Проходя по казармам, мы видели одни грустные лица этих жалких дикарей, — вспоминал он события минувшего дня, — истощенных до крайности, и несколько больных, лежащих на своих кроватях. Один из них, кажется, был близок к смерти, к этому и подошел падре Романо, стал на колени, покрыл его своей рясой, стал исповедовать, но сам был после обеденного стола слишком отягощен от туземного вина, между тем ему хотелось показать вид своей заботливости и сострадания к умирающему…»
Не теряя времени, на следующий день Лазарев на барказе осмотрел залив, определил заметные места, измерял глубины. На восточной стороне острова Святого Ангела пристали к берегу. Матросы развели костер для обеда, а Лазарев с Унковским, взяв бумагу, карандаш и зрительную трубу, поднялись на вершину. Сделав наброски бухты, начали было спускаться, как вдруг рядом затрещал терновник. Из кустов сначала высунулась свирепая морда, а следом разъяренный медведь на задних лапах бросился к морякам.
— Беги вниз! — громко крикнул Лазарев, и Унковский покатился с откоса. Лазарев несколько мгновений выждал, вдруг сдернул с себя лакированную шляпу и запустил ею в морду медведя. Тот опешил, схватил лапами шляпу, остановился и стал ее разглядывать… Лазарев, не мешкая, бросился вслед за Унковским. Снизу бежали матросы с ружьями… Несколько выстрелов отпугнули зверя, и он нехотя скрылся в кустах.