Лазоревый петух моего детства (сборник)
Шрифт:
— Убери вазу на телевизор.
— Зачем? Красиво же.
— Убери, она мне будет гостей заслонять.
Ольга взяла вазу, понесла ее к окну. Поставила на телевизор.
За окном кто-то заиграл на рояле, громко, с наскоком, словно рояль — враг и чем яростнее по нему лупить, тем скорее он испустит дух. За этим последовала пауза, раздался Аркашкин истошный вопль: «А что ты меня за ухо?!» — и снова загудел рояль, но уже ровнее, хотя по-прежнему в звуках его слышались недовольство
— Аркадия усадили, — сказала бабушка. Быстро все поправила на столе: тарелки, вилки, рюмки. Смахнула несуществующую пыль с вещей. Довольно оглядела комнату. — Сейчас Маша придет. Ты с ней о чем-нибудь научном поговори.
В коридоре звякнул звонок и залился долгим рассыпчатым звоном. Бабушка бросилась открывать. Из коридора послышался ее голос:
— Заходи, подруга.
— Захожу, подруга, захожу. Расстроилась я, — ответил ей другой голос, напористый и горячий. — Каждый день приступ. У меня от расстройства печень распухла.
Ольга вертанула обруч вокруг талии. Опустила его, вертящийся, на колени и опять подняла на талию.
В комнату вошли бабушка и высокая седая старуха.
— Аркадий не по годам развивается. Я чуть в обморок не упала. Приходит и заявляет: «Бабушка, я чувствую, мне влюбиться пора».
Ольга перестала крутить обруч, поймала его рукой.
— Рано ему, — подтвердила бабушка. — А ты ему что?
— Я его за ухо — и за рояль. Я ему строго. Про любовь пусть спрашивает, когда делу выучится. — Старуха Маша, даже не глянув на Ольгу, прошла к окну, высунула голову и закричала: — Нюансы! Где нюансы? Нюансы давай!
За окном снова заиграли. Старуха вернулась к столу. Уставилась на Ольгу.
— Ребятишки сейчас в развитие пошли. До чего головастые, до чего рослые! — сказала Ольгина бабушка.
— Особенно мой Аркадий. — Старуха Маша подошла к Ольге, пошлепала ее по щеке: — Подосиновичек. Морковочка. Ну какая славная. Первый раз вижу, чтобы рыженькая — и такая славная. Даже веснушек нету.
Ольга сердито пустила обруч, подняла его, крутящийся, на грудь.
— В отца? — спросила старуха Маша.
Ольгина бабушка тяжело вздохнула:
— А то в кого же. Я дочке своей говорила, предупреждала…
— И вовсе я не в отца, — сказала Ольга. — У него цвет совсем другой. У него желтый оттенок, а у меня красный. Я сама в себя.
— В себя не бывает, — резонно заметила старуха Маша. — Все на кого-нибудь похожие. Значит, у вас в роду кто-то красный был. Цвет до седьмого колена передается.
— В моем роду красных не было, — заявила бабушка.
Старуха Маша принялась бесцеремонно разглядывать Ольгу.
— Перестань крутить хупалку, когда на тебя взрослые смотрят. Несерьезная вещь. Я своему Аркадию не разрешаю.
— Это почему же несерьезная? — спросила Ольгина бабушка уязвленно. — Я ее в магазине купила. От нее талия развивается. Она гибкость дает.
— Ни к чему с таких лет талию развивать. Она у тебя еще не влюбляется? Ну вот, разовьет талию и влюбится. Прямо хватай за рыжие космы и сажай дело делать, без разговоров. — Старуха Маша бросилась к окну и закричала на весь двор. — Пьяно! Там пьяно написано! Пьяно играй! — Послушала и добавила грозно: — Я из тебя дурацкие интересы повытрясу.
За окном заиграли тише.
— Ты, Маша, садись, — предложила Ольгина бабушка.
Маша села к столу, осмотрела закуски и, вдруг повернувшись к Ольге, сказала:
— В кого же она такая? Она мне кого-то напоминает.
Ольгина бабушка подвинула подруге тарелку с пирогами.
— Ты, Маша, успокойся. Пироги кушай.
Старуха взяла кусок пирога и положила его обратно.
— Перестань кружить свою хупалку… Слушай, Клаша, а почему она у тебя в волосатом свитере ходит?
— В свитере удобно, — ответила Ольга. — И красиво.
Старуху Машу этот ответ не устроил. Она проворчала:
— Красота хороша с хлебом, хлеб — с маслом, а девочка должна ходить в платье, как мы ходили. А то обтянутся, как неприкрытые обезьяны. Ну, насчет брюк я сейчас не возражаю. — Старуха Маша наклонилась к Ольгиной бабушке и что-то долго шептала ей на ухо. Обе согласно и скорбно кивали головами, вздыхали и бормотали: «Да, да. Боже мой. Это ужас…» Потом, когда они нашептались, Маша откинула голову и сказала задумчиво: — Так что, подруга, против брюк я не возражаю. А вот всякие свитера…
Ольга перестала крутить обруч; он упал на пол, очертил Ольгу ярким оранжевым кругом.
— Мой папа говорит, что всякий культурный человек должен прежде всего уважать чужие вкусы. А свитер мне мама вязала.
Маша снова взяла кусок пирога и опять положила его на блюдо.
— Смотри, как со взрослыми разговаривает. Ты потакай ее вкусам, она тебе еще не то скажет.
Бабушка мигнула Ольге и рукой махнула, чтобы Ольга не спорила.
— Маша, ты пирога попробуй.
— Отбери у них внучку. А то тебе жить не для чего, только пыль с сундуков стирать. Отбери, я тебе ее воспитывать помогу, чтобы никакой пошлости. — Маша что-то хотела добавить, но снова взорвалась: — Акценты! Где у тебя акценты? Ты о чем думаешь? Переиграй.
Пока Маша кричала на своего Аркашку, в коридоре снова раздался звонок. Бабушка открыла и вернулась в комнату с новой гостьей — дворничихой тетей Дашей.
— А ну-ка, скажи, что ты там думаешь? — требовала старуха Маша в окно.