Лебединая песня
Шрифт:
Хорошо бы, конечно, собраться и уйти прямо сейчас, оставив ему записку. Но вот вопрос – куда? Есть, конечно, два-три человека, у которых она могла бы какое-то время пожить... Завхоз, например. Разумеется, об этом сразу же станет известно в школе; но ведь и так все узнают – днем раньше, днем позже. Живем-то, по сути, не в городе, а в одной большой деревне!
А может, все же правильнее дождаться Бориса и поговорить с ним по-человечески?
Да и куда она пойдет сейчас – под дождем, с чемоданом…
Борис вернется не раньше завтрашнего вечера. У нее еще есть время подумать и принять правильное решение.
Аделаида
Час спустя она уже крепко спала.
* * *
И снились ей белые Альпы и Цюрихское озеро небывалой красоты и синевы, которое она никогда в жизни не видела, даже по телевизору. Коровы какие-то коричневые, как в рекламе швейцарского шоколада, бродили по зеленым берегам озера, и звон их колокольчиков, поначалу мягкий и приятно-успокаивающий, постепенно становился все назойливей и громче.
Аделаида проснулась и поняла, что это звонит телефон.
Ну и пусть его, подумала она, поворачиваясь на другой бок.
Телефон продолжал звонить.
– Не берет, – сказала завхоз, кладя трубку после тридцатого гудка.
– Может, ее нет дома? – предположил муж. Это вполне логичное предположение почему-то разозлило завхоза, которая и без того чувствовала себя скверно.
– Где ей еще быть, – проворчала она, снова берясь за телефон.
Муж приглушил громкость телевизора, где диктор продолжал читать траурное сообщение.
Завхоз прислушалась к телефону и замахала на мужа рукой. Тот отключил звук вовсе.
– Аделаида Максимовна? Да, я! И вам доброго утра... в смысле, дня. Что? Нет, с голосом у меня все нормально, это, наверное, что-то с телефоном. А... как вы? Все в порядке? Аделаида Максимовна, а можно, я к вам сейчас зайду? Что вы говорите, даже кстати?.. Ну, так я через двадцать минут буду!
– Ничего не знает, – сказала мужу завхоз, – и вообще, судя по всему, только что проснулась.
Муж кивнул и снова включил звук.
– Ну, что там? Ничего нового? – крикнула завхоз из прихожей, поспешно одеваясь и кляня не желающий складываться зонтик.
– Все то же, – ответил муж, – правый крен, сначала медленный, потом обвальный... Падение с высоты десять тысяч метров... Причины неизвестны.
* * *
Аделаида, тихо мурлыча себе под нос, готовила кофе. Положила в турку целых три с верхом ложки вместо обычных двух, сахарницу решительно отставила в сторону. Достала из буфета новый хрустальный стакан из набора, полученного в подарок от коллектива, и налила в него холодной воды, чтобы все было «как тогда».
Сидеть на кухне со всем этим великолепием ей показалось скучным, и она пошла в гостиную. Поставила поднос с кофе и водой на журнальный столик и оглянулась вокруг в поисках пульта. Так и есть, вот он – засунут между страниц «Футбольного обозрения». Борис никогдане клал пульт на место.
Аделаида нажала на красную кнопку и уселась на диван.
– ...и упал на границе между Литвой и Польшей. Российская бригада МЧС вместе с польскими и литовскими спасателями...
Ужас, подумала Аделаида, поднося чашку к губам, опять какой-то самолет разбился. Как ни включишь новости, все какие-то катастрофы или неприятные происшествия. Она хотела переключить программу левой рукой, но пальцы почему-то
Аделаида сорвалась с места и побежала в переднюю, к телефону. Там она вытряхнула из сумочки косметичку, расческу, платок, недоеденную шоколадку, бумажник... да где же это? Ага, здесь, в маленьком кармане на «молнии», вместе с зеркальцем!
Зеркальце выпало из ее руки и разбилось.
У Аделаиды вырвался стон. Левой рукой она до боли сжала трясущиеся пальцы правой, в которых была зажата его визитка.
Как назло, «восьмерка» все была занята. Да что же это всех потянуло звонить в другие страны и города! Зачем?! Сообщить, что у тети Люси снова радикулит, молоко подорожало, а у Вани двойка по химии? Дорогие мои, родные, ну пожалуйста, не сейчас! ПОЖАЛУЙСТА!!!
Так, теперь код Швейцарии... код Цюриха... номер... Господи, как много цифр!
Трубку сняли после пятого гудка, и Аделаиду накрыло огромной волной облегчения.
Она услыхала в трубке его голос и закричала:
– Карл, слава богу, ты жив!
И крикнула еще что-то, неразборчиво радостное.
А он, словно не слыша ее, продолжал своим ровным, спокойным голосом говорить по-немецки. Потом замолчал, раздался гудок, и наступила тишина.
Это был автоответчик.
Аделаида опустила ставшую очень тяжелой трубку на рычаг. Пустая, бездушная пластмассовая вещь!
Потом встрепенулась снова и набрала номер его мобильного. Доброжелательный женский голос сообщил ей на трех языках, по-английски, по-французски и по-немецки, что абонент недоступен.
Аделаиде вдруг показалось, что ее звонок, словно тончайшая огненная нить, сначала летит вверх, прорезая облака, а потом падает вниз, соединяя ее телефон с маленьким, спекшимся в адском огне куском металла и пластмассы, рядом с которым совсем недавно билось егосердце.
Аделаида зажмурилась так, что стало больно глазам и изо всех сил ударила ладонью по подставке, на которой стоял телефон. Телефон подпрыгнул и негодующе тренькнул. Подпрыгнули и посыпались вниз ручка, телефонная книжка, ключ от почтового ящика и прочая дребедень. От резкой боли в руке Аделаиде стало немного легче.
НЕТ, сказала она себе и телефону, я не верю. Этого не может быть.
Кто-то позвонил в дверь.
Аделаида машинально, не поглядев в глазок и не спросив кто, открыла.
На пороге стояла мокрая и взъерошенная завхоз.
И ее лицо, вода, стекающая с зонтика с одной голой, торчащей в сторону спицей на мокрые же и грязные (это у завхоза-то!) сапоги, ее небрежно застегнутое пальто сказали Аделаиде «ДА».
* * *
Завхоз сидела напротив Аделаиды Максимовны и незаметно пыталась пристроить промокшие ноги поближе к батарее. Напрасно деликатничала. Могла бы вообще снять колготки и повесить их сушиться – Аделаида в нынешнем ее состоянии ничего бы и не заметила, а ее, завхоза, это наверняка уберегло бы от насморка.