Лечебная собака
Шрифт:
Дед нервно переложил спиннинг из одной руки в другу. Его бородка прицелилась в меня.
— Исторический факт! — утверждаю я уже уверенно.
В его глазах — растерянность и смущение. Бородка опускается вниз, словно обессилев.
— Ну да черт с ним, с Гитлером. В семье — не без урода… А все-таки рыбалка — лучше охоты! Она хоть человека не поганит. Так что переключайся на рыбу.
— Я пока не могу… Ружье купил, теперь оправдывать надо.
— Ну что ж, вольному воля. Только мы не те деньги
Предложение прозвучало неожиданно, и я смутился.
— Нет, нет! — начал отказываться я. — Это мне уж совсем ни к чему.
— Это как раз тебе к чему! Щука большая — жену порадует!
Он решительно пошел к берегу.
— Ну, если разве для жены… — как бы нехотя соглашаясь я и как бы не спеша иду за ним следом.
А Кир, бодро размахивая хвостом, опережает нас обоих. Никакой выдержки. Никакого такта. Пес он и есть пес, и повадки у него сукиного сына!
Увидев огромную рыбину, наша хозяйка пришла в неописуемый восторг. Ее глаза засияли, а лицо просветлело.
— Вот это рыба! Ну, уж удружили!
Не окажи она нам столь восторженного приема и не начни столь бурно изливать свою радость, наш диалог пошел бы совершенно по-другому. А так ее эмоции сбили меня с толку. Почему-то мне ужасно захотелось оправдать ее надежды на быстрый и верный доход от ружья и моторной лодки.
— Как видишь, хорошо постарались! — сказал я с нескрываемой гордостью и торжественно вручил супруге подарок деда.
Она тут же подцепила щуку к динамометру и, не задумываясь, оттарабанила:
— Три сто. И того два двадцать три. А где еще семьдесят семь копеек?
Я не сомневался, деньги она умеет считать быстрее лучших ЭВМ, но я никак не мог сообразить, какие копейки она требует с меня.
Я перестал стаскивать сапоги и удивленно посмотрел на жену:
— Что еще за копейки такие?
Она, и глазом не моргнув, начала охотно объяснять:
— Ну, сдача с трешки. Я же тебе три рубая давала!
Ах, вот оно что… Ну уж дудки! Три рубля я уже положил в свою заначку и ни копейки с них не отдам. Ищите, мадам, дураков в другом месте.
— При чем тут твоих три рубля? — возмущаюсь я. — Эту щуку я сам добыл!
— Вот как! — удивляется она. — А каким же образом? У тебя же нет рыболовных снастей?
— Зато у меня есть ружье! И я бекасиником вмазал ей между глаз, когда она в воде дремала.
— А так разве можно?
— У кого ружье есть, тому можно! — уверенно говорю я и снова начинаю стаскивать сапоги.
Кажется, я убедил ее. В зеркале краешком глаз вижу, как она щуку в руках вертит, пытаясь у окна, где света побольше, получше рассмотреть щучью голову.
— Что-то дроби не видать… — бормочет она.
Не
— Ты хоть соображаешь, что такое бекасинник? — почти победно кричу я из прихожей.
— А то как же! Самая мелкая дробь!
— Вот именно! А самую мелкую дробь невозможно увидеть невооруженным глазом.
— Значит, и подавиться ею нельзя?
— Дробь же — не кости! — смеюсь я.
Мне уже весело. Я уже прикидываю в уме, на что истрачу трояк и с кем его пропью.
— А зубы о нее сломать можно?
Жена у меня — женщина осторожная, и меня, наверное, по такому же принципу подбирала.
— Ну, что ты, — благодушно рокочу я. — Дробь — не алмазы, какие тут могут быть сомнения.
— Ну, раз нет никаких сомнений, тогда гони всю трешку!
Ну и логика!… Я поражен, обескуражен.
— Это как так всю трешку? — подавленно бормочу я.
— Как брал, так и гони, — спокойно объясняет она. — Рыба-то у тебя — дармовая.
Вот и попил пивка с товарищами… Эх, жизнь!
Осень приближалась с фантастической быстротой. Уже птицы перелетные забеспокоились. Уже жена контроль за мной ослабила. А Гелия как в воду канула.
Я стою на поляне для выгула собак. Последний августовский ветер гуляет на ней вместе с моим Кирюшей. Скучно псу одному. Ветер — он не товарищ. Он только тоску нагоняет.
«Эх, Гелия, Гелия, — вздыхаю я. — Интересно, если бы ты была моей женой, отобрала бы ты у меня последний трояк или все-таки пошла бы на риск: сделала вид, что забыла о нем?»
Я смотрю на солнце. Оно рыжеет с каждым днем и с каждым днем ходит все ниже и ниже. Вот-вот откроется охотничий сезон. За утками надо будет ехать. «Эх, Гелия! — вздыхаю я. — Берега Ильменя — не черноморские пляжи, очень-то не поразвлекаешься, да и без заначки скучно на охоте… Вот ты еще такая молоденькая, замужем была недолго и всего один раз, супружеская жизнь, должно быть, еще окончательно не испортила тебя, и что-то от совести и милосердия еще осталось в тебе, и ты перед открытием охотничьего сезона сумела бы закрыть глаза на мою заначку…»
Кто-то осторожно трогает меня за рукав куртки и обрывает мои невеселые размышления о трояке и предстоящей охоте. В душе моментально вспыхнула надежда на встречу со своей мечтой. Сердце трепетно, как у молодого, забилось. Но я уже немолодой, и такое сердцебиение у меня запросто может перейти в аритмию.
Я быстро оборачиваюсь. Разочарование мгновенно вводит работу всего организма в прежний спокойный режим.
Рядом со мной стоит девочка лет четырнадцати.
— Здравствуйте! — смущенно улыбается она.