Лечебная собака
Шрифт:
— Эх, Гелия! — тихо говорил я в безлюдное пространство. — Если бы к твоей красоте бог добавил немного ума… Человек идет с родной женой, а ты — рот до ушей… Эх, и дура же ты!
Речной ветер играючи подхватывал мои слова и тут же рассеивал их, и можно было не сомневаться, что хоть одно слово из моего монолога кто-то подслушает и передаст супруге.
Безнаказанность воодушевляет и умиротворяет. В такие минуты я отходил душой и готов был простить Гелию за ее недомыслие. Я начинал внушать себе, что интеллект совсем не нужен женщинам. Во всяком случае, думал я, он их не украшает. Да и зачем украшать такую красавицу, как моя рыжая прелестница. И прав был Творец, что начисто отверг в своей работе нелепую иррациональность.
И чем больше я выгораживал Гелию, чем старательнее пытался оправдать ее, тем меньше хотелось мне заниматься ремонтными работами. Я с детства ненавижу гаечные ключи, и всегда разделял ту прекрасную идею, которую высказали еще древние римляне: кесарю — кесарево, слесарю — слесарево.
И может быть, я бросил бы всякую затею с охотой на полпути.
Но больно уж печальными были у Кира глаза. Он с молчаливой тоской смотрел в голубую даль, и потому как он смотрел, я видел, ему хочется порезвиться на воле, в дали от ошейника и поводка, и, может быть, даже поохотиться. И еще по его глазам я видел, он меньше всего страдает от разлуки с Дарой.
И тогда я говорил себе: не раскисай! Клин вышибают клином!
Там, за горизонтом, может быть, есть то, чем можно вышибить этот проклятий клин. Смотри, сколько голых баб сигает поминутно мимо тебя в ревущих и рвущих на части воды Волхова катерах.
И я снова брался за работу. Без всякого вдохновения, и с головой в нее уже не уходил. Голова оставалась свободной для разного рода размышлений. И даже для самокритики. И вот самокритика неожиданно подвела меня к простой и ясной мысли.
Человек в ответе за того, кого он приобрел. Это знали еще далекие мои предки, а впервые правильно, по литературному, эту мысль сформулировал Экзюпери. И раз я приобрел Киришу, то гулять, естественно, должен только с ним. Стоит мне выйти на прогулку с другой собакой, как вся наша улица переполошится. Знакомые и незнакомые начнут спрашивать меня: «А где ваша собака?» Но никому нет никакого дела, с какой женщиной я иду и куда. Тем более, никому в голову не придет спросить меня, с какой бы красавицей я не шел: «А где ваша жена?»
Мы живем в цивилизованном мире, и идиоты, даже на улице, не часто встречаются, в отличие от особаченных придурков.
Так почему же я настолько закомплексован, что сам убежден: мне полагается гулять лишь с собственной супругой и ни о какой чужой бабе я даже помышлять не смею?
Это был апофеоз самокритики. Я схватился за голову!
У Гелии нет таких комплексов! Она замужем была всего без году неделя и еще мыслит как незамужняя женщина. Она вполне могла подумать, встретив нас, что это вовсе не моя супруга, а прогуливаюсь я на свежем воздухе с хорошей знакомой или, на худой конец — с далекой родственницей, она до этого никогда не видела нас вместе, и на моей жене не написано, что она — моя жена, так же, как и на мне, что я — ее муж.
— Пошли, Кир! — взвыл я, выскакивая из лодки, как из тонущей посудины. — Нужна встреча на любом уровне, но только наедине с Гелией! Я казнил малоопытную девочку за отсутствие интеллекта, а свой, обремененный житейскими передрягами, забыл включить!
Зверь на ловца бежит. Еще находясь под впечатлением своего открытия, я увидел Гелию. Случилось это неожиданно и в самом неожиданном месте. Впрочем, место тут никакого значения не имело. Главное, что оно было далеко от дома и моя жена не могла засечь меня на таком расстоянии в обществе рыжей красавицы.
Как же мы обрадовались! Под «мы» я подразумеваю здесь и нас Гелией, и наших собак. До чего они, сукины дети, бесцеремонные!
Сразу обниматься бросились. А мы, теперь я уже говорю о себе и Гелии, люди. Нам полагается прилично вести себя, сохранять дистанцию. Наше людское сознание выше собачьего. Наши инстинкты подавлены человеческим воспитанием.
— Давненько мы не виделись! — радостно щурю я глаза.
Ах, эти дурные привычки. Я никогда раньше не щурился и вот те на!
— Да вы все с женой и с женой… К вам и не подступиться теперь.
Что-то я перемудрил со своим интеллектом. Девочка довольно-таки неплохо соображает. Самостоятельно догадалась, в какой ситуации я нахожусь, и ведет себя сообразно сложившейся обстановки.
— Ну, что… жена — Цербер, что ли? — словно оправдываясь за навязчивость собственной супруги, виновато бормочу я.
— Цербер — не Цербер, а службу исправно несет.
Она упрекает меня. Я это вижу, и мне нечего возразить. Разве что в свою очередь упрекнуть ее:
— Сами виноваты…
Гелия откидывает голову назад так, что солнце разом освещает все ее веснушки, и смеется:
— А здорово я тогда с вами раскланялась! Даже сама удивилась, как хорошо это у меня получилось.
Все-таки я или переоцениваю ее интеллект, или она включает его слишком поздно. Не могла она, по моему глубокому убеждению, вот так ни за что ни про что подставить меня.
— Неужели вы с первого раза, как только увидели нас, так сразу и поняли, что я — с женой, и не с чьей-нибудь, а со своей.
— Вы — типичный подкаблучник, и с кем же вам еще быть.
Удивление ее и ее убежденность так невинны, что мне аж дурно становится.
Я не желаю показывать ей свое дурное состояние, отвожу в сторону погрустневшие глаза.
— Выходит, это все вы тогда сознательно проделали?
— Конечно! Я как только заметила, что она смотрит на меня так, словно я должна ей рубль, во мне сразу чертики взбесились.
— Да, это она умеет делать, — роняю я горькое признание. — Она жуть какая у меня ревнивая.
— Но и вы тоже хороши были! — Гелия скользит по мне насмешливым взглядом. — У вас так глаза бегали, как будто бы вы у меня новый рубль стащили и не знаете, куда с ним деться.
— Ну, вы даете, — только и нашелся я что пробормотать.
— Каюсь! Как только она пристегнула вас к поводку, я сразу поняла, что переборщила, и пожалела вас. Так что не сердитесь! — она дружески подергала меня за рукав рубашки, словно пытаясь привести в чувство.
— Как вы хоть здесь оказались… одни?
— С лодочной идем, — говорю я тихо и печально.
— А что там делали?
Я счастлив, что она проявляет ко мне интерес, и чувствую даже сам, как оживаю прямо у нее на глазах.