Лед и пламень
Шрифт:
Северный флот, готовясь к решающим боям за овладение Петсамо и изгнанию гитлеровцев из Северной Норвегии, в то же время нёс службу по охране судоходства в Арктике.
Из Архангельского порта 8 августа 1944 года направился на Диксон большой грузопассажирский пароход «Марина Раскова». На его борту помимо грузов для полярных станций находилось 354 человека: экипаж судна и очередная смена полярников, семьи работавших на Диксоне — женщины и дети. Четыре дня судно шло спокойно по чистой воде, а 12 августа, когда до Диксона оставалось меньше суток пути, раздался сильный взрыв. Судно стало тонуть. Командир эскорта решил, что корабль подорвался на мине, и отдал приказ двум тральщикам подойти к «Марине Расковой», спасать детей и женщин. В это время были торпедированы и быстро пошли ко дну конвойные тральщики ТЩ-118 и ТЩ-114. Вместе с командой погибло около ста спасённых с «Марины Расковой» детей и женщин. Третий тральщик, приняв на борт с «Марины Расковой» и из шлюпок около 90 человек, ушёл на запад к Новоземельским проливам. Только три дня спустя, когда на Диксон прибыли из пролива Югорский Шар первые спасённые, в штабе узнали, что в море терпят бедствие люди.
Я был в Архангельске и, как только узнал о случившемся, приказал немедленно послать все самолёты и суда ГУСМП на Диксоне к месту гибели «Марины Расковой», надеясь, что они спасут хоть кого-нибудь из потерпевших бедствие. Командующий Беломорской военной флотилией вице-адмирал Ю. А. Пантелеев и начальник штаба контр-адмирал В. П. Боголепов дали указания по своей линии. К месту гибели «Расковой» вышел военный тральщик ТЩ-116, но ничего не обнаружил. Были подняты самолёты, поискам помешали туманы. 16 августа, то есть на четвёртый день, были обнаружены в море шлюпки с людьми, и в тот день удалось спасти 18 человек. Четверо суток было упущено, а история кораблекрушений говорит о том, что большинство людей, успевших сесть в шлюпки, гибнет в самые первые дни.
Всё-таки мы решили продолжить поиски. История поисков пострадавших составила целую эпопею, и героями её стали полярные лётчики экипажа ледовой разведки Матвея Ильича Козлова. Первые два дня полётов результатов не дали. Лишь 18 августа лётчики обнаружили в тумане, покрывавшем море, шлюпку с людьми. Только мастерство и мужество позволили Козлову и его экипажу посадить свою летающую лодку на бурную поверхность моря и переправить на клипер-боте 25 человек со шлюпки в самолёт. Ещё труднее оказалось взлететь на большой волне перегруженному самолёту. Козлову пришлось часть бензина слить в море.
Ещё одну группу людей на кунгасе обнаружил на следующий день пилот военного самолёта Сокол, но он сумел снять только одного человека и поспешил взлететь, чтобы не погубить самолёт и людей, — надвигалась большая волна. Поиски продолжались. Самолёты не могли летать из-за плохой погоды. Только экипаж Козлова каждый день уходил в поиск и прочёсывал весь район частыми галсами, почти касаясь поплавками воды. Лишь 23 августа после 7 часов 20 минут полёта Козлов обнаружил кунгас с людьми. Судов в этом районе не было, и поэтому Ареф Иванович Минсев попросил Козлова барражировать над кунгасом, чтобы по терять его из виду, и навести на кунгас спасательный корабль, а если корабль не подойдёт, попытаться самому спасти найденных им людей. Девять долгих часов кружил самолёт над кунгасом. Не дождавшись судна, Козлов решил садиться на воду. Лётчики совершили, казалось, невозможное: они не только посадили свой самолёт на волны штормового Карского моря, но и перенесли на руках в самолёт 14 человек, в которых ещё оставались признаки жизни. Вот строки из отчёта Матвея Ильича Козлова:
«Бортмеханик Камирный, штурман Леонов, занимавшиеся переброской людей с кунгаса на самолёт, нашли там 14 человек живыми и более 25 трупов. Трупы лежали в два ряда на дне кунгаса, наполненного по колено водой. На трупах лежали и сидели оставшиеся в живых, из которых примерно 6 человек были способны с трудом передвигаться самостоятельно». [28]
Взлететь с 14 спасёнными людьми было невозможно, и Козлов принял беспримерное решение: рулить к ближайшему берегу — к острову Белый, до которого было около 60 миль. Больше десяти часов шла машина Козлова в спасительную бухту, ныряя по волнам и поминутно рискуя быть захлёстнутой волной, — сначала на двух моторах, а потом на одном, потому что левый мотор вышел из строя. Только в проливе Малыгина подошёл к самолёту военный тральщик и снял с него 13 спасённых, четырнадцатый умер в пути. 33 часа напряжённейшего труда!
28
«Летопись Севера», т. V. М., «Мысль», 1971, стр. 106.
Больше никого не удалось ни найти, ни спасти.
Когда я встретил Козлова, то воскликнул: «Как могли вы все это выдержать?!» Матвей Ильич ответил: «Мы ведь полярные лётчики! Первый раз, что ли?…»
Военный совет Северного флота по представлению руководства Главсевморпути наградил М. И. Козлова и его товарищей орденами. Мне хочется назвать экипаж. Это прежде всего командир самолёта, ветеран полярной авиации М. И. Козлов, участник первой советской воздушной экспедиции на Северный полюс. Второй пилот — В. А. Попов, молодой, очень талантливый человек, к несчастью вскоре погибший в Арктике при аварии самолёта. Это старший бортмеханик Н. П. Камирный — великолепный знаток техники и человек необычайного мужества. Камирный обеспечил бесперебойную работу моторов в течение 33 часов и переносил на руках из кунгаса в самолёт умиравших от голода и холода людей. Люди столь же высокого мужества и благородства — штурман И. Е. Леонов, бортрадист Н. А. Богаткин, второй бортмеханик А. Д. Земсков. Экипаж М. И. Козлова ещё раз утвердил высокую славу лётчиков-полярников, он летал и садился на поверхность моря в таких условиях, когда другие самолёты не могли подняться в воздух.
На «Марине Расковой» и двух погибших тральщиках было 618 человек. Моряки и лётчики спасли 256 человек, а остальные 362 человека — пассажиры, члены экипажей «Марины Расковой» и двух военных судов — стали жертвами фашистских извергов.
В начале навигации 1944 года мы из Архангельска в Арктику отправили ледоколы; они вывели оттуда 15 транспортных судов, которые по решению ГКО зимовали на Диксоне. Начальником зимовочной группы был все тот же неутомимый А. И. Минеев. Экипажи зимовавших кораблей сумели выполнить ремонт судов собственными силами. 1944 год запомнился мне и очень тяжёлыми ледовыми условиями, особенно в море Лаптевых. Лётчики Черевичный, Стрельцов и Задков по многу часов летали над ледяными массивами в поисках удобных путей для проводки судов в Тикси, Нордвик и Хатангу.
Арктическую навигацию 1945 года мы начинали уже в мирных условиях, после капитуляции гитлеровской Германии.
ПЕРЕД ВОСХОДОМ СОЛНЦА
С весны 1943 года союзники почти на девять месяцев прекратили отправку караванов, ссылаясь на то, что в полярный день нельзя обеспечить безопасный переход конвоев через Северную Атлантику. Последний, пятьдесят третий конвой зимы 1942/43 года вышел из Англии 15 февраля 1943 года, а следующий, пятьдесят четвёртый, был отправлен только 1 ноября. В составе ноябрьского каравана шло 19 транспортных судов: 11 из них направлялись в Архангельск, а остальные — в Мурманск. Караван пришёл без потерь.
Советский Союз вёл ожесточеннейшие бои с гитлеровскими армиями, и помощь союзников, если не боевыми действиями, то хотя бы вооружением была кстати. Уверения историков Запада о большой роли помощи союзников советскому народу в его войне против фашистской Германии мало чего стоят.
Ведь в один из самых напряжённых периодов войны союзники прекратили поставки вооружения Советскому Союзу через порты Севера.
Как же обстояло дело в северных портах в последний период войны?
Как я уже писал, неожиданная болезнь задержала меня в Москве до начала 1944 года. А в Архангельск и Мурманск уже приходили первые караваны. Мурманский порт больших беспокойств не доставлял, работа в нём велась быстрыми темпами, хотя гитлеровцы продолжали бомбить город, порт, железную дорогу. Грузы без задержки уходили по назначению. В Архангельском порту дело обстояло хуже. Когда туда пришли первые караваны, то в порту стали сгружать грузы где придётся. В результате начались задержки и с разгрузкой, и с отправкой грузов из порта. В порту скопилось много машин, станков, оборудования, материалов, продовольствия, на отправку которых Наркомвнешторг не давал ещё разнарядок.
В середине января А. И. Микоян позвонил мне домой и справился о состоянии здоровья.
— Чувствую себя значительно лучше, Анастас Иванович, — ответил я ему. — Собираюсь скоро выехать в порты Севера.
— Вот по этому вопросу я и звоню вам, товарищ Папанин, — ответил Микоян. — Поезжайте, наведите порядок в Архангельске.
19 января я выехал из Москвы. Откладывать выезд было нельзя. На подходе были два каравана.
На архангельском вокзале меня встретили инспектора штаба. Я спросил: