Лёд и разум
Шрифт:
Внедорожник остановился у ворот. Я выбралась наружу, попрощалась с агентами и обнаружила, что на территории университета необычайно людно. Обычно в воскресенье кампус пустовал: учащиеся старательно отдыхали, пытаясь забыть о начале учебной недели — а тут… И студенты, и некоторые преподаватели (из тех, кто помоложе) подтягивались ко второму корпусу. И парни. И девушки. Группами и поодиночке. Сперва мне показалось это странным. Как будто начинал сбываться безумный сценарий от «Р.Т.Лонг Таймс» про чудовищ-мозгоедов, заманивающих всех в своё таинственное логово. А потом я вспомнила
Подумав немного, я решила глянуть на исполнителей. Вдруг среди них каким-то чудом затесался мой старший братец. Нет, Руди на сцене не оказалось. На возвышении активно музицировали пять незнакомых парней, разодетых в клепаную кожу. Шипастые напульсники, шипастые наплечники. Стоячие прически из накладных волос и сотен тонн лака. Белый грим с зелеными пятнами, придающий музыкантам воистину трупный облик. Возникало ощущение, что на сцену вышли мертвецы с ближайшего кладбища.
Смотрелось это довольно… неплохо.
Нравилось такое, быть может, и не всем, но люди всё прибывали и прибывали. Кто-то уходил, но гораздо больше людей оставалось. Студенты толпились рядом со сценой. Некоторые занимали сидячие места в амфитеатре. Я постояла немного. Оценила изливающуюся какофонию. Звуки, извлекаемые из гитары, баса, трубы, ударной установки и легких вокалиста, проникали в мозг, перегружали его, вызывая двойственное желание: и убежать как можно дальше от амфитеатра, и остаться, превратиться в бездумную часть пока еще не беснующейся толпы.
Амфитеатр продолжал заполняться. Людей становилось всё больше, сидячих мест на ближних ярусах — меньше. Но я не собиралась толкаться около сцены и вдыхать запах пота и разгоряченных тел. Не собиралась я и воевать за места на нижних ярусах. Вместо этого поднялась на верхний ярус, заняла свободное место у проволочного ограждения и прислушалась.
— Мы всегда стояли за тебя, так встань с колен!
Хрипели динамики. Хрипела труба. Хрипел вокалист, присосавшись к микрофону. Подпевая ему, хрипели басист и гитарист. Рядом со сценой раздавались одинокие хрипы: и среди зрителей нашёлся кто-то, кто расхрипелся не на шутку. Не хрипел лишь барабанщик, настойчиво и аритмично издеваясь над ударной установкой.
— Не нужна нам их ложь, есть у нас наши мечты!
Гитара издавала рёв, подобный рёву обезумевшего слона. Даже не верилось, что она на такое способна. Басовый ритм противоречил ритму ударника. Казалось, музыканты находились в противофазе и издевались друг над другом и над всеми собравшимися. Вокалист соревновался с трубачом за самый громкий хриплый хрип:
— Каждый человек умереть за правду жизни волен!
Белый грим тек, сильнее смешивался с зеленым, превращая лица музыкантов в нечто совершенно нечеловеческое. Хрипов у сцены стало гораздо больше. Вверх потянулись руки. К музыке стал примешиваться топот ног. Безумие нарастало, выбивая из студенческих голов мысли про учёбу.
— Даже ты, даже ты, даже, даже, даже ты-ы-ы!!!
А я закрыла глаза. Постаралась отрешиться от всего. Позволила хрипам скользить мимо, не проникая в мозг. Попыталась уловить в рваном ритме и диссонансном рёве инструментов единый рисунок, как делала это не раз, слушая песни в исполнении группы брата. На это мне потребовалась пара минут. Да, рисунок был, и задавался он басом. Ударник как бы действовал совершенно независимо, но в нужные моменты то затихал, то наоборот усиливал чужой ритм. Примерно так же действовали труба и гитара: то они соревновались с вокалистом за самый громкий звук, то затихали, позволяя донести до слушателей слова песни. Слышимая какофония оказалась неплохо срежиссированна.
— Привет! — сквозь громкую музыку пробился чей-то крик.
Я открыла глаза и подняла голову. Рядом со мной стоял Кларк Рент. Помощник библиотекаря. На этот раз без очков. И не в ярком попугаичьем наряде: ни розовых кед, ни оранжевой бабочки, ни утягивающих джинсов. Сине-серая куртка-ветровка. Потертые джинсы свободного покроя. Белая бейсболка с красным логотипом Тиканских Быков. Самый обычный человек, решивший побывать на выступлении панк-группы.
— Привет! — отозвалась я, с трудом перекрикивая разошедшихся музыкантов.
— Можно?! — он указал на место рядом со мной.
Я ответила кивком.
Он сел. Стал что-то говорить, пытался перекрикивать музыку — ничего не получалось: музыка забивала его. А я размышляла о причинах, побудивших Кларка присоединится ко мне. Куча мест вокруг пустовала. Верхний ярус не пользовался популярностью: ни вида, ни звука, ни единения.
И тут я увидела ее…
Марго Мейз Миднайт. Она неторопливо шла сквозь беснующуюся толпу. Люди расступались, пропуская ее, и тут же сходились за ее спиной. Красивое черно-красное платье, столь же уместное на этом концерте, как седло на корове, не вызывало ни у кого ни малейшего удивления. Просто Марго никто не видел! Она шла, а ее не замечали!
И я сразу поняла, зачем она пришла сюда. Точнее, ради кого.
Кларк Рент говорил, говорил, говорил, но я не слушала ни его, ни музыку, уделяя всё своё внимание незваной гостье. Наконец она увидела меня. Наши взгляды встретились. Она зло прищурилась, и с целеустремленностью торпеды, прорывающейся сквозь бескрайнее (к сожалению, нет) людское море, направилась ко мне.
— Ты! — прошипела Марго, оказавшись рядом со мной. Казалось, что внутри красивого тела скрывается древнее чужеродное чудовище, выбравшееся из бездонных глубин океана и решившее превратить весь мир в свои владения. И звуки, издаваемые динамиками, с этим как будто согласились. Они стали гораздо тише, превратились в тихий едва заметный фон.
— Я, — согласилась с ней я и поднялась с места. — По крайней мере, была ей последние девятнадцать лет.
Кларк удивленно посмотрел на меня. Он видел, что я встала, он слышал мои слова, но… Марго Мейз Миднайт оставалась вне его поля зрения.
— Ты и впрямь другая, — ни с того ни с сего протянула Марго. В ее глазах плескалась ненависть. — Алекс был прав.
— Что? — поспешила поинтересоваться я. Неужели мне удастся понять, с чего Александер так прицепился ко мне? — В каком смысле другая?