Лед как пламя
Шрифт:
Мэзер привычно свернул на узкую аллею, чтобы запутать преследователей, если таковые имеются. Конечно, при желании никому не составит труда узнать, куда он уходит каждый вечер. Но осторожность никогда не помешает. Очутившись в двух зданиях от нужного дома, он облегченно вздохнул. И замер, когда заметил на ступеньках согбенную фигуру, которая топталась на месте и позвякивала чем-то металлическим. Корделлианский солдат? Кто-то узнал об их тайных тренировках?
На Мэзера снизошло спокойствие, которое обычно бывает перед битвой. Он бросился вперед, обхватил человека за шею и утащил в темноту улицы. У незваного
— Я думал, что ты… — начал он и умолк. — Прости.
Элисон положила ладонь ему на плечо, будто для устойчивости, однако он знал: она коснулась его, чтобы убедиться, что с ним все хорошо.
— Ты принял меня за корделлианца?
Распахнулась дверь, и из дома вылетел Фил, а за ним — остальные. На пороге Фил споткнулся о лежавший на верхней ступеньке сверток. Тот самый, над которым до этого склонялась Элисон.
Фил замер с зажатым в кулаке тренировочным мечом. Наверное, парни услышали удивленный вскрик Элисон. Кровь отлила от лица Мэзера. Теперь, увидев Фила с его тренировочным мечом, Элисон поймет, что Мэзер ослушался Уильяма. Но она не была напуганной, она была удивленной.
— Вы добились таких результатов, используя деревяшки?
У Мэзера отвисла челюсть. Он закрыл и снова открыл рот.
— Что?
— Эй!
Раздалось глухое позвякивание металла. Фил, согнувшись, шарил в свертке. Толстое одеяло распахнулось, открывая взгляду оружие. Мечи, кинжалы, лук и стрелы.
Все уставились на оружие, хлынувшее вниз смертоносным водопадом. Особенно Мэзер — его жадный взгляд подсчитывал, сколько тут мечей, сколько клинков. Семь мечей. Четыре пары клинков.
Он повернулся к Элисон, которая, скрестив руки на груди, молча наблюдала за ними, словно боялась, что они в любой момент могут исчезнуть. Все бросились рассматривать оружие.
— Где ты все это достала? — спросил Мэзер. Его руки дрожали, будто он уже знал ее ответ. — Откуда ты узнала?
Элисон нежно улыбнулась ему, а потом открыто рассмеялась.
— Я провела шестнадцать лет в лагере, где только и делали, что тренировались. Думаешь, я бы не заметила, что группа худых, как и все остальные винтерианцы детей, вдруг начала обрастать мышцами? Что в то время как эти дети должны быть слабыми и неловкими, они проворно снуют по улице? — Она поцокала языком. — Пусть сама бы я никогда за меч не взялась, но это же не значит, что я слепая.
— Ты знала? Ты знаешь? Кто еще… и где ты взяла…
Но как бы Мэзер ни пытался, у него не получалось выдавить из себя ничего путного. Он знал, что ребят скоро начнет выдавать их физическая форма, но предположил, что все спишут это на активное участие молодых людей в восстановлении домов. Но Элисон заметила… Элисон, которая никогда не наблюдала за тренировками. Кто еще заметил? Видимо, прочитав на лице Мэзера ужас, Элисон успокаивающе похлопала его по щеке.
— Конечно, Уильям знает, но в последнее время он не замечает многое из того, что стоило бы заметить.
Мэзер мотнул головой, боясь, что неправильно ее расслышал.
— Ты не согласна с ним? — И тут он сообразил. — Генерал не знает, что ты принесла сюда оружие, — с сожалением произнес он. Мэзер понял, что ему очень хотелось получить одобрение Уильяма. Чтобы его глаза наполнились той же гордостью, которая светилась сейчас в глазах Элисон.
— Но почему? — выдохнул он.
Элисон сжала его плечо.
— Тебе это нужно. Ты мой сын, как бы этому ни противился. Ты всегда был и будешь моим сыном. Именно так поступают близкие люди: когда один слеп, другой видит за двоих. Когда один колеблется, другой становится ему опорой.
Мэзер коснулся ее запястья. Он был до крайности изумлен.
Перед ним стояла Элисон — женщина, которая помогала винтерианцам, сражающимся с Ангрой в тылу лагеря, а не на передовой. Он никогда не видел в ней источник силы. Этой силой для него всегда был Уильям. Но Мэзер ошибался. Во многом.
— Не ты должна объединять нас, — прошептал он.
Парни высыпали на улицу перед домом, примерялись к оружию и смеялись над тем, насколько настоящие мечи тяжелее их тренировочных деревяшек. Мэзер не хотел, чтобы они его слышали, не хотел разбивать хрупкую близость между собой и матерью. Матерью. Снег морозный, эта мысль впервые не вызвала в нем отторжения.
Улыбка Элисон растаяла.
— Ты больше нуждаешься во мне, чем в нем. Как и Уильям. Я давно уже поняла, что должна быть той, на кого опирается Уильям, пока Винтер опирается на него. И… — она помедлила, заговорщически выгнув бровь, — если ты захочешь, то однажды станешь таким человеком для Миры.
У Мэзера голова пошла кругом. Элисон и об этом знала. Хоть что-то прошло мимо ее зоркого глаза? Она наклонилась поближе к нему.
— Меня впечатляет то, как ты сражаешься за Винтер. Я сейчас, как никогда, испытываю гордость, когда называю тебя своим сыном, и сделаю все возможное, чтобы помочь тебе так же, как ты помогаешь нашему королевству. Но не забывай сражаться и за себя самого… в этом нет ничего постыдного.
Мэзер прикрыл глаза и опустил голову в знак… покорности? Согласия? Благодарности? Всего. Он почувствовал раскаяние, сквозь которое яркой искоркой пробивалась радость: у Предвестников Расцвета теперь есть оружие! Настоящее оружие и поддержка Элисон.
Из головы не выходило выражение лица Миры в ночь празднования, когда он покидал ее спальню. Ее полные отчаяния глаза, текущие по щекам слезы. В ту секунду его душа корчилась и умирала оттого, что он вынужден ее оставить.
Ему не следовало покидать ее. Все, чего ему тогда хотелось, — бежать к ней и сражаться за нее. Именно это он и должен был сделать.
Мэзер понял это сейчас, увидев внутреннюю силу Элисон. Снег небесный, он знал Элисон всю жизнь, и она ни разу не показывала свою слабость. Лишь иногда несколько слезинок сбегало по ее щекам, когда погибал кто-то из беженцев-винтерианцев. И только. Больше никоим образом она не выдавала своей боли. Мэзеру вспомнилось, как Элисон стояла рядом с Уильямом, положив ему ладонь на плечо, или как она молча кивала, прощаясь с теми, кто отправлялся на миссию. Спокойная и непоколебимая. Мэзер никогда этого не замечал. Как долго он был слеп.