Лед. Рвущая грани
Шрифт:
Лед возвращался, ругал себя за несдержанность и уже возле входа услышал, как Дарья плачет. Звуки ее рыданий не были громкими или наигранными. Она даже пыталась их сдерживать, старалась не показать свою слабость даже самой себе. Хотя разве в слезах слабость? Разве он, Айсар, сейчас не слаб – стоящий с замирающим от ощущения вины сердцем, не решаясь войти и успокоить одну из немногих, кто переживает за него? Он просто стоял и слушал. А она все не успокаивалась. И уже его обида за ее самоуправство, за то, что она говорила то, что он слышать не хотел, успела отойти на задний план, стала незначительной
Седоволосый не знал, сколько прошло времени, но рыдания за стеной сменились всхлипываниями, постепенно девушка затихла… Выдохлась. И он, наконец, решился войти.
Дарья покорно лежала на боку, свернувшись калачиком у ног его статуи. Она выглядела сломленной и разбитой. А изваяние Айсайара, равнодушно взирая с высоты своего роста, продолжало насмешливо улыбаться уголком рта. От этой картины у живого Айсара сжалось и запекло сердце. Не спеша он подошел к Дарье и, отложив трость, опустился рядом. Она никак не отреагировала на его присутствие, но, когда седоволосый положил руку на ее плечо, сбросила ее и села напротив него, обняв колени.
– Я просто хотела помочь, – прошептала она.
– Я знаю, – глядя на нее, он испытывал почти физическую боль.
Глаза Дарьи покраснели от слез, губы казались распухшими. Сейчас она была похожа на совсем юную девчонку. Острые коленки и плечики, растрепанные волосы, широкий не по размеру свитер. Она выглядела беспомощной и беззащитной.
– Я боялась, что если ты будешь знать о том, что я задумала, это не подействует, – она начала опять всхлипывать и пыталась взять себя в руки. – Что ты не будешь меня защищать, если будешь знать.
Он понял, что теперь она говорит о другом. О той ситуации с пощечиной Роха. Несмотря на то, что ярость его давно улеглась, а разум признавал действенность их с Рохом выходки, воспоминание о том, как лицо Дарьи метнулась в сторону от удара, вызвало ледяное покалывание на кончиках пальцев. Даже от трезвого осознания произошедшего расправиться с бывшим принцем хотелось не меньше.
Но сейчас это не важно. Важно объяснить ей все, хотя бы попытаться.
– Я всегда буду тебя защищать.
Она втянула носом воздух и продолжила.
– Я же не сказала ничего такого… Со мной после моей бабки никто так не говорил.
Слов оправдания не находилось, поэтому Айсар просто перекатился на колени перед Дарьей, порывисто обнял, прижимая к себе, перетащил ее к себе на руки. Она уже не сопротивлялась, просто сидела в его руках, на его коленях ватной куклой и всхлипывала. Голова девушки лежала у него на плече, и он запустил руку в ее волосы.
– Прости, – Айсайару хотелось вложить в свои слова все те чувства, которые он давно стал замечать в себе. – Я испугался. Испугался того, что ты имеешь столько власти надо мной, что знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю. Так странно, ощущать это… Прости.
Седоволосый не понял, какая из его фраз попала в цель, но в один момент руки Дарьи скользнули ему на талию, затем по спине, от чего у него моментально побежали мурашки по телу, а дыхание сбилось. Мгновенно перед глазами предстала картинка из их общего с Дарьей сна. Как она целует его, касается его кожи. Но здесь,
Наверное, она даже не осознавала, какое желание рождает в мужчине своими незамысловатыми ласками. Тонкие пальчики прошлись вдоль позвоночника, будто бы пересчитывая позвонки, которые явно ощущались через ткань толстовки. Сдержать вырывающийся стон оказалось не так-то просто.
Еще минуту Айсайар честно считал, что сможет этому сопротивляться, чтобы не делать все еще более непонятным, но он явно переоценил свою выдержку.
Одним движением он мягко толкнул девушку на каменный пол, подложив под голову свою ладонь, прижал ее всем телом к мраморному ложе, сминая мягкие губы. От слез они стали солоноватыми и очень горячими. Такой сводящий с ума вкус!
«Давай, оттолкни меня!», – думал он.
Айсар ожидал чего угодно. Того, что Дарья ударит его, закричит, но только не того, что она прижмет его крепче, изучая ладонями его тело под толстовкой.. Плечи, спина, поясница… Она так жадно отвечала на поцелуй, что все сомнения седоволосого мгновенно слетели.
О боги! Желание накрыло мужчину сладкой, как патока, волной. Он прижимал собой Дарью все сильнее, чтобы она никуда от него не ускользнула. Его рука немного неловко забралась ей под свитер, надавила на ребра, большой палец прочертил дорожку от солнечного сплетения до пупка и ниже. Девушка в руках Айсара застонала и выгнулась.
Прохладные пальчики решительно забрались под толстовку, дотронулись до разгоряченной кожи на животе. Изо рта седоволосого вырвался сдавленный рык, который утонул в раскрытых губах Дарьи. Она плавными, нежными движениями продолжала ласкать тело мужчины.
Айсар сходил с ума и не хотел ничего останавливать. Его поцелуи переместились на тонкую шею, плечи, срывая стоны каждым прикосновением. Рука поднялась вверх, достигла края белья, пробралась под него, чтобы сжать между пальцев вершинку небольшой груди. Девушка застонала громче, выгибаясь, прижимаясь еще сильнее, обвивая седоволосого ногами. А через мгновенье все прекратилось.
Дарья замерла, в глазах застыл ужас. Лед не сразу уловил эту перемену. Еще некоторое время седоволосый продолжал покрывать поцелуями ее скулы, шею, покусывать мочку ее уха. Сквозь призму своей страсти он не сразу расслышал ее слова.
– Не надо, хватит.
Айсар попытался поцеловать ее в губы, но она увернулась.
– Айсар, пожалуйста!
Седоволосый нехотя отстранился. Она сразу же отодвинулась, стараясь увеличить дистанцию между ними.
– Что-то не так? – Айсайар попытался заглянуть ей в глаза. – Дарья? Посмотри на меня.
Айсар попытался поймать ее взгляд, но Дарья отвернулась, отползла от него подальше. Он не рискнул ее задерживать, хотя очень хотелось. Девушка встала на колени, согнулась, будто ее сейчас вырвет, задышала глубоко, пытаясь успокоиться. Сейчас он чувствовал, что она винит себя за то, что произошло. Она винит себя в страсти, которую испытывает к нему, винит в том, что не может ей противиться. Это ведь неправильно, верно? Винить себя за свои чувства, нет, лучше пусть она винит его. Ненависть к нему лучше, чем ненависть к себе.