Лед
Шрифт:
– Ты, типа, лучник, да? – сразу же прицепился к Ветрицкому Рыба. – Или это костыль такой?
Парни заржали. Я отошёл немного в сторону и поправил чехол с ножом. Не думаю, что будут проблемы, но кто знает, какая блажь пьяному через пять минут в голову взбредет?
– Лучник, – невозмутимо ответил Коля. – А это лук.
– Да ты чё?! – продолжал развлекаться Рыба. – Ты и стрелять из него умеешь?
– Умею, – подтвердил Николай.
– А вон в то пятно на заборе слабо попасть? – Рыба указал рукой на перегораживающий проулок забор. Я присмотрелся и с трудом разглядел обрывок бумажного листа, приклеенного к забору.
– Как два пальца.
– Забьёмся на чирибас? – пододвинулся к Ветрицкому Алик.
– Идёт, – уверенно согласился Ветрицкий. В его меткости,
– Эй! Это ты Лёд? – подскочил ко мне мальчишка, волочивший на верёвке санки.
– Да, – немного удивившись, ответил я.
– Дядь Миша просил тебя к нему зайти. – Пацан вытер варежкой нос и вытаращился на штуцер.
– Где искать-то его?
– А он сейчас в конюшне, лошадей распрягает. – Мальчишка ткнул пальцем в двухэтажный сарай.
– Хорошо, – кивнул я и отвернулся к Ветрицкому.
– Он сказал – срочно, – дёрнув меня за рукав, заканючил пацан.
– Уже иду. – Я сунул ружьё и сумку Николаю и пошёл искать Ряхина. Если что, ополченцы Ветрицкого в обиду не дадут. Лишь бы сам кого не прибил. И зачем я Мишке понадобиться мог? Опять бред о ста золотых? Или мы в санях чего забыли? Стоит проверить.
Я прошёл в гостеприимно распахнутые ворота и остановился во дворе. Нет, гостеприимно – это слишком громко сказано. Просто снег, который откидывали, расчищая проезд, засыпал раскрытые створки почти до середины. Да и небольшой домик выглядывал из сугробов хорошо если на треть. Только от крыльца снег и отгребали. И куда теперь? Первым делом следовало бы заглянуть в дом, но раз пацан сказал, что Мишка лошадей распрягает, пойду посмотрю на конюшне.
На первом этаже внутренних перегородок не было, и просторное помещение терялось во тьме – окна закрывали плотные ставни. Ни черта не разглядеть: для глаз, привыкших к солнечному свету, густой полумрак был не менее непроницаем, чем деревянные стены. Постепенно я начал привыкать к скудному освещению, и стали видны развешанные на стенах конская упряжь, седла и даже четыре рассохшихся тележных колеса.
– Есть кто? – Мой голос гулко прокатился по пустому помещению.
А в ответ тишина. Ни души. Только всё ещё не распряженные лошади нервно дёргали ушами и били копытами о пол. Но коняги не в счёт – у них души нет. Ну, Мишка и гусь – о животине стоило в первую очередь позаботиться.
– Миша, – негромко позвал я. Тишина, лишь фыркают кони и свистит в щелях ветер. Плюнув, я хотел уйти, но передумал и, обогнув металлические бочки, составленные у стены, подошёл к лестнице. Показалось или с насыпного потолка побежала струйка пыли? Я начал подниматься на второй этаж, стараясь наступать на ступеньки у самой стены, но старое дерево всё равно нещадно скрипело. Стоило бы ещё раз позвать Мишу, но мне почему-то не хотелось нарушать тишину. Миновав составленные у лестницы тяпки, грабли и вилы – кто вообще догадался их сюда выставить? – и перешагнув через опрокинутую лейку, я снова прислушался. Тихий шорох заставил меня резко повернуться, но тревога оказалась ложной. Никого. Мыши в стенах шуршат? Да пошёл этот Мишка куда подальше! Ему надо, пусть сам меня ищет. Развернувшись, я запнулся о лейку и едва не скатился вниз по лестнице. Падения удалось избежать, только ухватившись за висящую у стены серую от пыли простыню. Гнилая ткань с сухим треском слезла с удерживающих её гвоздей, и передо мной открылась небольшая ниша. От увиденного перехватило дыхание: тело Ряхина, запихивая в узкий проём, буквально сложили пополам, а шею свернули так, что на месте лица оказался затылок. На тёмном дереве стен виднелись глубокие свежие царапины. Охнув, я отпрыгнул от лестницы и выхватил нож – ни за что не поверю, что Мишка сам решил поиграть в прятки и нечаянно свернул себе шею. По спине пробежали мурашки, и ещё раньше, чем сработал оберег, я метнулся в сторону. Вовремя – бесшумно выскользнувший из клетушки человек в один прыжок оказался около ниши. Человек? Мощная коренастая фигура, рост выше среднего, но вместо человеческого лица – заросшая щетиной вытянутая морда.
– Подожди, давай поговорим. – Отведя в сторону руку с ножом, я попытался избежать безнадёжной схватки. Носок правого ботинка как бы невзначай прочертил по пыльному полу между мной и перевёртышем дугу.
В драке с опытным оборотнем мне рассчитывать не на что. Шансов ноль. А то, что этому оборотню опыта не занимать, сомневаться не приходилось – частичная трансформация, и не в новолуние, требовала невероятного самоконтроля. Как всякий нормальный хищник, этот не обратил на слова жертвы никакого внимания, и вместо этого сделал ещё один шажок. Слишком маленький шажок... Чего он тянет-то?
– Послушай... – Я завёл ногу назад и, прочертив вторую дугу, замкнул защитный круг. Оборотень скользнул ещё на шаг вперёд, и мне послышался тихий смешок. Сконцентрировав все внутренние силы – нестерпимо заломило давно сломанные рёбра, – я начал направлять силу в защитный круг, но не успел: оборотень метнулся вперёд. И всё же защита частично сработала – над чертой его движения замедлились и острые когти не распороли мне горло, а лишь зацепили воротник фуфайки. Воспользовавшись моментом, я ткнул ножом и вскрикнул от неожиданности, когда мою кисть перехватила громадная ладонь перевёртыша. Направленные в лицо когти второй лапы мне удалось блокировать, подставив левое предплечье – стальные пластины, вшитые в рукав фуфайки, смягчили удар. Рванув зажатую руку на себя, я пнул перевёртыша в колено. Он взвыл от боли – серебряная набойка пропорола кожу. Развить успех не удалось – прыгнув вперёд, зверюга впечатала меня в стену сарая. Клыки клацнули у самого лица, но тут хлипкая стена с громким треском проломилась, и мы рухнули вниз. Миг полёта завершился падением в снег. Приземлившийся сверху оборотень ещё глубже впечатал меня своим весом в сугроб. Что-то хрустнуло.
Вывалились мы из сарая со стороны дороги. Перевёртыш, усевшись мне на грудь, решил закончить схватку несколькими сильнейшими ударами, но я закрыл голову руками, и когти скользили, попадая в стальные пластины в рукавах. Прижав руки плотнее к голове, мне почти удалось выскользнуть из-под оборотня, но тот изловчился и, пропоров фуфайку, вырвал пластину из правого рукава. Когти скользнули по руке и рассекли кожу. Боль придала сил, но попытка воспользоваться ножом не увенчалась успехом: руку перехватили и, вывернув, прижали кисть к земле.
Резкий свист ударил по ушам, в стене сарая, гудя, задрожало дюралевое древко стрелы. Почти сразу же по доскам заколотили пули. Разочарованно рыкнув, оборотень, едва не раздавив мои рёбра, отпрыгнул в сторону и, припадая на пораненную ногу, понёсся к концу проулка. Он уже присел для прыжка через забор, когда под лопатку ему вонзилась стрела. Словно не чувствуя боли, перевёртыш подпрыгнул, но сил не хватило: он, не долетев до верха, процарапал когтями доски и сполз в снег.
Стрельба прекратилась, люди начали осторожно приближаться к неподвижно замершему у забора телу. Рыба, Алик и Игорь шли в первых рядах. Двое ополченцев проявили гораздо больше здравого смысла и на рожон не лезли. Коля где? К счастью, у него тоже хватило ума остаться на месте и наложить на тетиву стрелу с серебряным наконечником.
Кисть, сдавленная стальной хваткой оборотня, почти не слушалась, и убрать нож в чехол на поясе удалось лишь с третьей попытки. Закашлявшись от боли, разрывающей лёгкие, я вылез из сугроба и прислонился к стене сарая. Меня замутило и вырвало желчью. Сведённые судорогой рёбра обожгла острая боль. Плохо-то как! Выпрямившись, я левой рукой выдернул неглубоко засевшую в доске стрелу. Так и есть – порядком сплющенный наконечник оказался серебряным. Выбитый номер был почти неразличим, удалось разобрать только две последние цифры «44».