Лёд
Шрифт:
…К сожалению, никто изобретением не заинтересовался. Но здесь у меня имеется возможность испытать в действии тьветовую версию Луча Смерти. В качестве концентрирующего камня я применяю криоуголь или же чистый тунгетит. Получаемый тьветовой луч бьет настолько низкой температурой, что мне не удалось ее толком замерить.
Я-оноприсматривалось к шару со стеклянным клювом, сильно почесывая при том верх ладони.
— Морозит, но не уничтожает?
— Еще не знаю, для чего это может пригодиться на практике — у меня нет особого времени для подобных экспериментов. Я рассчитывал сконцентрироваться на катушке «Т» и резонансе тьмечи в Дорогах Мамонтов — он, как я уже говорил, должен представлять собой главный предмет исследований; здесь же, на дворе создаю сейчас прототип тунгетитора — а тут оказывается, что вновь моей работе мешают какие-то политические козни. Якобы, местный губернатор, как его там…
— Шульц.
— Вполне возможно. Этот Шульц шлет в Петербург пасквили, будто бы я трачу государственное имущество на частные исследования, Победоносцев сует мне палки в колеса при любой возможности; нам все сложнее доставать чистый тунгетит, а на один только стержень тунгетитора мне нужно его шестьдесят пудов — словом, мне нужно устроить какой-нибудь показ, чтобы успокоить царя. — Незаметным движением головы Тесла указал на инженера Яго. Отсюда и Боевой Насос и все его подручные варианты — видите ли, друг мой, я думаю о вас — и я убедил их, будто бы это такие ружья для борьбы с лютами, и что мне нужно испробовать их действие на организмах в Морозе. Quid pro quo [296] ,я не представляю себе, как бы могли подобным образом прогнать лютов и заставить Лед отступить — в самом лучшем случае, люты снова вернутся на Дороги Мамонтов — и что тогда? Будут пробивать колодец за колодцем, строить Боевые Насосы каждую версту? А Лед останется, как и был. Нет, нет, топ ami,с ними следует расправиться у самого источника, so to speak [297] .
296
Услуга за услугу (лат.)
297
Так сказать (англ.)
…Но, чтобы мне дали на это время и свободу действий, я должен устроить для них эффектное представление. Вот как выглядит жизнь изобретателя и инноватора: никто его идей хорошо не понимает, ведь если бы понимали, сами бы все это гораздо быстрее изобрели; так что истинный новатор должен привлекать союзников харизмой, завоевывать их верой, основанной на его прошлых успехах или — или именно так: обманом, хитростью, блестящим блефом. И за все эти годы я научился этому.
Выловив их длинной рукой из за стола, Тесла показал схемы и эскизы этого Боевого Насоса, вычерченные на листах картона. Вся конструкция действительно выглядела импозантно — пририсованный внизу для целей сравнения человек выглядел словно муравей. Вспомнились иллюстрации к «Войне миров» Уэллса: машины выше домов, опирающиеся на тонких, паучьих треногах. На эскизе не хватало только люта, плавящегося под ударом Насоса.
— А вот и польза от данной принудительной работы: чернобиологические исследования. — Никола махнул в стороны клеток с крысами и мышами. — Ведь наиболее легкая из сложностей заключается, понятно, в том, что — кого я тут могу размораживать насосом тьмечи? — ледовые трубы, замороженных животных, в лучшем случае, зимовников-каторжников — но никого и ничего близкого к тому состоянию, в котором находится le P`ere du Gel.Теперь скажем, что я дам вам такой переносной насос, на тех несчастных испытанный, вы же, применяя его на отце в наилучшей вере, вызовете его смерть, ну, не знаю, он способен вызвать какой-нибудь тепловой или тьмечевый шок, а то и привести к какому-то иному непредсказуемому эффекту. — Тесла вернулся к себе в угол и подлил себе воды. — Вот ведь в чем вопрос: что нужно сделать, чтобы обрести уверенность?
— Если подумать… Следовало бы для экспериментов завести какого-то другого Отца Мороза.
— That's right [298] — Тесла поднял стакан с водой, словно провозглашал тост. — Так что вначале следовало бы научиться людей замораживать, и только потом безопасно размораживать.
Отвело взгляд.
— Вы спрашиваете меня, как мой фатер стал тем… тем…
— Вы не знаете.
— Я прослеживаю его именно до того места на Дорогах Мамонтов. — Глянуло на клетки с крысами, замерзающими после полной накачки тьмечью, иней покрыл их шерстку, слюна на мордочках превращалась в лед. — Могу я поговорить с профессором Юркатом?
298
Правильно (англ.)
— Он на неделю-две выехал в Томский Университет.
— Эх. — Почесало запястье. Сюда пришло прямиком из «Новой Аркадии», еще чувствовало теслектрический ток — всасывание тьмечи в организм — очень четко, словно перемещение этой прохладной воды через гортань. Или это всего лишь самовнушение после слов Теслы. — И когда вы собираетесь начать эксперименты на людях? Вам уже предоставили этих осужденных?
— Вообще-то, мне бы хотелось побольше знать, прежде чем начать рисковать человеческими жизнями. Потому-то я и говорю вам: пока что прошу вас отступиться от мысли про спасательные экспедиции и тайные размораживания отца где-то за Полярным кругом. Если мне повезет, царь Николай получит то, чего хотел, и Лед исчезнет с лица Земли вообще — быстрее, чем кто-либо предполагал.
— Значит,вы прогоните Зиму, перебьете лютов.
— Идея именно такова.
— Но откуда уверенность, будто бы подобную Оттепель переживет и le P`ere du Gel?
Никола Тесла смешался, развел руками, опустил голову на белую манишку, сгорбился, поправил платок под подбородком, буркнул что-то под нос на неизвестном языке, снова разложил длинные руки. Только в такие моменты становилось видно, насколько он уже стар, насколько устал: морщины, круги под глазами, ни в коем случае не вызванные потьветом, кожа тонкая, туго натянутая на острых костях. Как правило, этого не замечало: Тесла безоговорочно управлял собственным телом, накрученный на вечную неуспокоенность разум не позволял ему отдохнуть, остановиться, износиться.
— Ваш отец исключителен среди людей, — сказал он, — и цена как раз в этом: страх, сконфуженность и неуверенность. — Он отставил стакан. — Не хотите, чтобы я дал вам мазь для рук?
В представительстве Министерства Зимы следовало появиться только через пять часов, а панна Елена уезжала вечером; так что вначале отправилось в Польскую Библиотеку.
На листке, вложенном в бумажник, были выписаны вопросы, которые необходимо было исследовать. Последний, девятый, касался Аэростатного Немого, на которого пани Гвужджь навела с точностью до месяца. Библиотекарь, перемещающийся с помощью трости господин с бельмом на левом глазу, подтвердил, что да, у них имеются годовые подшивки всех периодических изданий Байкальского Края, в том числе, и ежедневной иркутской прессы. Я-онопопросило подшивки за 1919 год. Библиотекарь завел в склад на тылах помещения и указал тростью сундуки, обитые жестью. Уважаемый господин сам видит, что тут происходит.
Польская Библиотека, несмотря на какой-то там по очереди щедрый взнос Клуба Сломанной Копейки, никак не могла выйти из состояния перманентной катастрофы: с регулярностью, достойной еврейского ростовщика или китайского проклятия, она падала жертвой лютов, перемораживавшихся через ее склады и читальные залы. Не помогали переезды во все более дорогие, все дальше отстоящие от Дорог Мамонтов помещения; не помогали четвертые-пятые этажи и посты в подвалах. Уже пятый раз в течение трех лет нужно было в спешке эвакуировать все фонды. Теперь уже не старались даже найти новый дом — когда ледовик пошел дальше, очистили и осушили помещения, вновь распаковавшись на предыдущем месте. Правда, большая часть мебели годилась только на дрова; новую еще не закупили, книжное собрание представляло собой кучу ящиков и связок, создавая в пустых помещениях лабиринты, похожие на те, что образовались из шкафов и полок в Лабораториях Круппа. Человек перемещался по библиотеке словно червяк в кишках спящего чудовища. Ежесекундно — нередко, под самыми ногами — раздавался треск и грохот, от которого волосы становились дыбом: это выпрямлялись паркетины, выпученные прохождением ледового творения. Серая штукатурка отпадала от потолка пластами.
Найдя подшивки, собранные в громадные книжищи весом в полпуда, перетащило их на стол у окна в главном зале, неподалеку от стола библиотекаря. Старик подсунул журнал записей. В ящичек для пожертвований сунуло трешку.
Уселось за столом и открыло книгу.
История начинается в 1882 году, когда инженер Соломон Август Андрэ принял участие в первой научной экспедиции на Шпицберген. Именно тогда его захватила идея добыть Северный Полюс с помощью аэростата, то есть, в корзине наполненного водородом шара. Соломон Андре работал в шведском патентном бюро, он был членом городского совета Стокгольма и пропагандистом идеи эмансипации женщин в результате промышленного прогресса; в науке же он блеснул публикациями, касающимися — да, да — явлений теплопроводности. В 1896 году он сконструировал аэростат «Орел», истинное чудо тогдашней техники; для своего предприятия он добился патроната Шведской Академии Наук, дотаций из королевской казны и пожертвований от Альфреда Нобеля. 11 июля 1897 года «Орел» с господами Андрэ, Фраэнкелем и Стриндбергом в корзине, стартовал с Шпицбергена. В корзине находились клетки с почтовыми голубями, с помощью которых Андрэ намеревался пересылать сообщения о ходе экспедиции. Последнее известие с «Орла», полученное на Шпицбергене, было датировано 13 июля, время: 12:30. «На борту все в порядке. Это третий рапорт, высланный голубем. Андрэ.»