Лед
Шрифт:
— По предварительным данным это убийство, но детали мне пока не известны. Я бы очень хотела, чтобы вы приехали на место происшествия.
Сервас ощутил у себя на затылке чью-то ледяную руку. Он как в воду глядел. То, чего он так страшился, совершилось. Сначала нашли следы ДНК Гиртмана, а потом пошло-поехало. Что все это значит? Неужели начало серии убийств? Но на этот раз просто не могло так случиться, чтобы швейцарцу удалось выйти с территории института. Но тогда кто же убил человека на мосту?
— Хорошо, — ответил он. — Я предупрежу Эсперандье.
Д’Юмьер назвала место, куда приезжать,
— Эсперандье слушает.
— В Сен-Мартене труп.
Эсперандье помолчал, потом послышался его приглушенный голос. Он явно с кем-то совещался, прикрыв телефон ладонью. Интересно, Венсан все еще в постели с Шарлен?
20
Парк «Прери о фильтр» располагается в Тулузе на берегу Гаронны, создан на осушенной территории бывших прибрежных болот.
— Хорошо, я сейчас соберусь.
— Я за тобой заеду минут через двадцать.
Тут Сервас сообразил, что не сможет этого сделать. Минут десять надо, чтобы только добраться до дома, но бежать обратно так же быстро он уже не в силах. Он снова позвонил Эсперандье.
— Да?
— Не торопись. Я буду у тебя не раньше чем через полчаса.
— Ты что, не дома? — удивленно спросил Эсперандье.
— Я занимаюсь спортом.
— Спортом? И каким же видом, позволь спросить? — Тон у заместителя был самый недоверчивый.
— Бегаю.
— Ты? Бегаешь?
— Это моя первая пробежка, — раздраженно отозвался Сервас.
Он догадывался, что Эсперандье улыбается, может, и Шарлен смеется, лежа у него под боком. Наверное, они всегда подтрунивают над его холостяцкими замашками, когда остаются наедине. Но в одном он был уверен: Эсперандье им восхищается. Когда Сервас согласился стать крестным отцом его будущего ребенка, он был ужасно горд.
Мартен дошел до своей машины, косо припаркованной на бульваре Дилон. Парковочный разделитель казался гвоздем, торчащим у нее из бока. Добравшись до дома, Сервас принял душ, побрился и переоделся, потом двинулся в пригород к Эсперандье.
Дом заместителя представлял собой уютный особнячок с неогороженной лужайкой перед фасадом и с полукруглой асфальтированной дорожкой, ведущей, на американский манер, сразу в гараж и к входной двери. Сосед, взобравшись на лестницу, пристраивал на крыше Санта-Клауса. На улице играли в мяч ребятишки. Пробежала трусцой пожилая пара лет пятидесяти, оба высокие и худые, в облегающих спортивных костюмах. Сервас выбрался из машины, прошел по дорожке и позвонил.
Повернув голову, он следил глазами за опасными действиями соседа, который, стоя на последней ступеньке, воевал с фигурой Санта-Клауса и гирляндами.
Когда же Сервас снова взглянул на дом Эсперандье, то невольно вздрогнул. Перед ним стояла Шарлен. Она бесшумно открыла дверь и теперь улыбалась ему с порога. На ней был жилет с капюшоном, светлый джемпер, под которым виднелась лиловая маечка, и джинсы для беременных. От
На миг он застыл на месте, потом улыбнулся в ответ, скромно отдавая должное ее красоте.
— Заходи. Венсан сейчас будет готов. Кофе хочешь?
Он вдруг вспомнил, что еще ничего не ел, и пошел за ней на кухню.
— Венсан говорит, что ты занялся спортом, — сказала она, ставя перед ним чашку.
От него не укрылась улыбка в ее голосе. Шарлен умела разрядить атмосферу, и он был ей за это признателен.
— Попытался. Надо сказать, не очень удачно.
— А ты не сдавайся, продолжай.
— Labor omnia vincit improbus. Труд усмирит любого нахала, — перевел он, покачав головой.
— Венсан говорит, ты часто прибегаешь к латинским цитатам. — Она улыбнулась.
— Это такая маленькая уловка, чтобы привлечь к себе внимание в нужный момент.
Однажды он попытался рассказать ей об отце. Сервас никогда ни с кем об этом не говорил, но если кому и мог довериться, то только ей. Он почувствовал это с первого вечера, когда она подвергла его настоящему допросу, только мягкому и дружескому.
Шарлен одобрительно покачала головой и заявила:
— Венсан от тебя в восторге. Иногда мне кажется, что он стремится тебе подражать, отвечать так, как говорил бы ты, поступать по-твоему, с его точки зрения. Я сначала не понимала, откуда эти перемены, а потом посмотрела на тебя и сообразила.
— Надеюсь, он подражает только хорошему.
— Я тоже.
Он помолчал. В этот момент в кухню ворвался Эсперандье, на ходу натягивая серебристую куртку, которая Сервасу показалась не соответствующей обстоятельствам.
— Я готов! — Он положил руку на круглый живот жены. — Береги вас обоих.
— Какой уже срок? — спросил Сервас, когда они сели в машину.
— Семь месяцев. Так что готовься, скоро станешь крестным. Расскажешь в двух словах, что там случилось?
Сервас изложил то немногое, что знал сам.
Спустя полтора часа они с Эсперандье уже ставили автомобиль в Сен-Мартене на парковке возле супермаркета, забитой машинами жандармерии, велосипедами, мотоциклами и зеваками. Непонятно как, но информация откуда-то просочилась. Туман немного рассеялся и теперь лежал полупрозрачной многослойной пеленой: все было видно как сквозь запотевшее стекло. Сервас заметил машины прессы и регионального телевидения. Журналисты и любопытные сгрудились внизу у бетонного парапета, дальше на мост их не пускала желтая лента заграждения. Сервас предъявил свое удостоверение и прошел за ленту. Регулировщик указал на тропу. Вся суматоха осталась позади, и они молча стали подниматься по дорожке, которая забирала все круче. До первых поворотов им на дороге никто не попался. Туман густел по мере подъема, был холодный и сырой, как намокшая перчатка.