Леденящая жажда
Шрифт:
— Я уже, кажется, говорил вам, что наши люди работают только с этими шифрами. Но сами препараты находятся совершенно в другом месте, куда доступ закрыт абсолютно.
— Кто еще может знать шифры?
— Еще — это вы на что опять намекаете?
— Не намекаю — спрашиваю.
— Теперь уже никто.
— Значит, цепочка окончательно разорвана?
— Да.
— то есть этот наш яд никак не может быть из неучтенного запаса?
— Никак.
— А если…
— Я же сказал, никак — значит никак.
Петухов решительно встал и, холодно кивнув, быстрым шагом направился в приемную. Голубков смотрел в его круглую спину…
Вдруг стоявший у дверей Трубач, во время разговора не произнесший ни слова, сделал шаг и перегородил Петухову дорогу:
— Так, хватит ваньку валять! Стой, майор.
— Что это за ненормальный? — визгливо вскрикнул Петухов. И попытался быстрее проскользнуть в дверной проем. Он был явно испуган.
— Сейчас ты мне все скажешь! — Трубач, недолго думая, достал пистолет и приставил его к залысине Петухова.
— Трубач! Прекрати! Это не метод! — попытался успокоить его Голубков.
— А как еще с этими тварями разговаривать? Да у него на лице написано, что все это его рук дело.
— Но- но, что вы себе позволяете? — только и смог выговорить Петухов и жалобно повернулся к Голубкову: — Что он несет? Он же сумасшедший!
— Трубач! Отпусти его! — приказал Голубков. — Убери пистолет.
— Мне терять нечего! Я и его кончу, и себя. Нам всем нечего терять.
— Я буду стрелять, Трубач! — Голубков вытащил свой пистолет.
— А ведь Трубач прав, — вдруг спокойно сказал Пастухов. — Этот тип сам признался — больше некому. Он же один сидит на всех секретах. А пытался водить нас по пустыне.
Новая волна страха замутила глаза Петухова. Трубач это заметил. Он схватил майора за шею и чуть сжал пальцы:
— Ребята, посмотрите! Вот из-за этой сволочи умерла Светка! Я точно знаю, что это был ты! И я тебя спокойно, вот этими руками сейчас придушу!
— Товарищ генерал, умоляю, утихомирьте вашего подчиненного, — чуть слышно бормотал Петухов.
Голубков же, наоборот, проявил вдруг удивительное хладнокровие. Он спокойно спрятал свой пистолет и опустился в кресло. То же самое было и с другими — они заняли места как в зрительном зале, с явным удовольствием воззрившись на мучения Федора Яковлевича.
— Видите ли, многоуважаемый Федор Яковлевич, здесь не органы. Подчиненных у меня тут нет, мы все на равных. Так что приказать я никому ничего не могу. Могу только выразить вам сочувствие: Трубач в гневе — ничего страшнее не придумаешь.
Петухов беспомощно водил
— Отвечай, сука! — Руки Трубача все плотнее сжимались на его шее.
— Что вам от меня нужно? — только и сумел прохрипеть Петухов.
— Правды.
— Я… я уже все сказал.
— Нет! Врешь, гадина! — И Трубач с еще большей силой встряхнул его. — Я хочу знать, зачем тебе нужно было отравить тот город?
— Отпустите меня. Я никого не хотел травить… Трубач ослабил хватку, поставил уже почти посиневшего Петухова на пол, но рук с его шеи не убирал.
— Врешь. — Пальцы Трубача снова слегка напряглись.
— Я… это не я… Это они…
— Кто — они? Кому ты рассказал о яде?
— Я не знаю… Я о них ничего не знаю, я их не видел.
— У вас остались хоть какие-то наводки? — спросил Пастухов.
— Нет, они сами на меня вышли. Они только взяли эту документацию.
— Зачем вы ее им отдали? — еще раз встряхнул Петухова Трубач.
— Они хорошо заплатили. Я не догадывался о последствиях…
— Сука! — громовым голосом прокричал Трубач, глаза его налились кровью.
На мгновение всем стало по- настоящему страшно. Такого еще с добродушным Трубачом никогда не было.
— Сколько тебе заплатили? — продолжил тот свой допрос.
— Сто… сто тысяч… баксов.
— Что это был за яд? Из неучтенного запаса?
— Да.
— Где и когда он был разработан?
— В восьмидесятые годы, в одной из научно- исследовательских биохимических лабораторий Ленинграда.
— Ее номер, координаты?
— ХР-384, — машинально, совершенно не напрягая память, выдал код лаборатории Петухов.
Билл тут же ввел код лаборатории в свой ноутбук.
— Где хранились запасы?
— На нашем складе. Я им оформил документы как на вакцину.
— Сказочник! Он ведь тогда нам почти правду сказал! — совершенно искренне удивился Голубков.
— Лучший способ скрыть правду — сказать ее, — заметил Пастухов.
Артист снял ремень, сделал петлю.
— Сейчас будем судить тебя по законам военного времени. — С этими словами Артист накинул петлю на шею Петухова.
— Подумайте, какую ответственность вы за это понесете, — пролепетал тот.
— Я думаю, скоро все встретимся на том свете, — сказал Артист, демонстративно разглядывая крюк, на котором висела в кабинете Голубкова люстра под хрусталь.
— Постойте! — взмолился Петухов. — Я… Я могу еще исправить ситуацию.
— Это каким, интересно, образом?
— Не знаю, — честно признался Петухов.
— Тогда — твое последнее слово, — сказал Трубач.
— Не убивайте!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Вашингтон