Леди, берегитесь!
Шрифт:
Оба Делани всегда сразу брали быка за рога.
Тея сникла, погрузившись в свои заботы.
– Я насчет лорда Дариена. Этим утром, уезжая, Мара поделилась со мной кое-какими сомнениями. Он по-доброму отнесся к Дари, но Мара ощутила враждебность между ними. А еще брат упомянул о каком-то инциденте еще в школьные времена, вот Мара и заинтересовалась, почему он так поступил.
– А, понятно! – Элинор устроила ребенка на руках, и он сонно засопел. – Лучше, чем я, тебе об этом расскажет Николас. Не трудно позвонить в колокольчик?
Тея позвонила,
– И попросите мистера Делани присоединиться к нам, пожалуйста.
Чай прибыл раньше Николаса, и Элинор, переместившись на софу, стала наполнять чашки.
– Ты знакома с виконтом Дариеном? – спросила Тея, приняв чашку с блюдцем. Ей хотелось узнать о нем как можно больше.
– Не особо. До последнего времени он был в армии, и оставался вне поля зрения, пока все не закончилось.
– Репутация у семьи ужасная.
– Да, но у моей тоже не безукоризненная. Братец попал в жуткую передрягу, но, слава богу, за границей!
Тея сделала глоток чаю. Неужели Элинор оказалась среди сторонников Дариена? Он что, тоже был «балбесом»? Нет. Она не могла знать их всех, однако ей были известны имена, да и сам Дариен отверг свою принадлежность к этой компании, причем очень резко.
В комнату, полный любопытства, вошел Николас Делани.
– Тея интересуется, какая кошка пробежала между Дариеном и Дари, – обратилась к нему Элинор.
– А! Ирония заключается в том, что с такими похожими именами они обладают абсолютно противоположными характерами. – Взяв чашку, он уселся. – С чего вдруг интересуешься, Тея?
– Мару Сент-Брайд обеспокоила враждебность между Кейвом и Дари, и она предупредила, чтобы я была осторожна.
Николас взял бисквит с тарелки.
– Она чересчур проницательна, как и все Сент-Брайды, несмотря на их знаменитую блаженную натуру. Все-то их тревожит, везде им мерещатся заговоры. Да, проблема была, но все это осталось в далеком прошлом.
– Можешь рассказать, что тогда произошло?
Николас подумал, потом кивнул.
– Горацио Кейв отличался от других учеников Харроу. У него были грубые манеры, не хватало знаний для учебы. Сомневаюсь, что у него имелись друзья одного с ним возраста и статуса. Все очень просто – он ни к кому не приноравливался. В дополнение к этому его естественной реакцией на каждую обиду была драка, он кусался и царапался.
– Бедный мальчик, – произнесла Элинор.
Тея отпила еще чаю. Бедный мальчик давно стал мужчиной и наверняка перерос подобные проблемы.
– От него кто-нибудь пострадал? – спросила она.
– По большей части страдал он сам. Чисто физически он сильно отличался от того, кем стал сейчас. В гиганта он не вырос, а тогда его вообще можно было назвать коротышкой – невысокий и костлявый. Кто-то мог подумать, что с ним легко справиться, но быстро понимал, как ошибался. Кейв научился драться со злостью. Учитывая, в какой семье он рос, вы можете представить почему.
– Так что все-таки произошло между ним и Дари? – настойчиво спросила Тея. – Мне нужно это знать.
Николас удивленно посмотрел на нее, но уклоняться от ответа не стал.
– Однажды Кейв устроил драку с Дари. Можно не напоминать, что твой брат ничем его не обидел, но, возможно, Кейв вообразил, что к нему отнеслись пренебрежительно или еще что. В общем, через какое-то время их растащили. У Дари текла кровь, а Кейв отделался царапинами: ты ведь знаешь, что Дари вовсе не забияка и скорее защищался.
– Именно поэтому мы и забеспокоились, когда он объявил о желании сражаться с Наполеоном.
– Веллингтон воодушевил его, предложив должность, которая требовала постоянно передвигаться верхом. Он всегда обожал лошадей и был бесстрашным наездником.
– Это ты так считаешь, – отозвалась Элинор, удивив Тею.
Николас возразил:
– Поговори с Коном, в смысле с Сомерфордом, или с Хокинвиллом. Дари всегда мог обратить гнев в смех или шутку. И точно так же поступил в тот раз. Он лишь сказал: «Канем Кейв!» – «Берегись пса!» Он не имел в виду ничего дурного, а вот другие ребята восприняли это именно так. Так к Горацио Кейву и прилипло прозвище, которое сопровождалось к тому же тявканьем и лаем или дурацкими шутками. А вскоре это было переведено на английский. И когда кто-нибудь называл его псом, он набрасывался на обидчика с дикой злобой. И вот однажды, подравшись с Дерби Тригуэллом, сломал ему руку, за что был отчислен из школы.
Не жалеть!
– Как грустно, – протянула Элинор.
– Ты про мальчика со сломанной рукой? – вежливо поинтересовалась Тея.
– Про обоих, – ответила Элинор. – Ты ничего не мог сделать, Николас?
Если бы Тея не выросла с историями про Николаса, то очень удивилась бы этому вопросу.
– Он был бы идеальным кандидатом в «балбесы», да, – сказал Николас. – Только мы договорились с самого начала, что нас будет двенадцать. Магическое число и все такое. А еще он был на год моложе. Оглядываясь назад, я уверен, что можно было бы что-нибудь придумать, но тогда никому не хотелось вступиться за него: каждый занимался собственной жизнью. И признаюсь, как только беднягу Кейва выперли из школы, я ни разу о нем не вспомнил.
– Как, должно быть, это было мучительно, – отозвалась Элинор. – Жестокость я помню со школьных времен до сих пор, и если вдруг встречусь с Фанни Миллбартон, думаю, мне не удастся сохранить вежливость.
– Может, проще перейти на другую сторону, чтобы не встречаться? – спросила Тея.
Элинор взглянула на нее.
– Да, ты, наверное, права.
– Что у тебя на уме, Тея? – прямо спросил Николас.
Она заколебалась: стоит ли рассказать ему все, – но если заговорить о помолвке, она от этого станет более реальной. Тея вдруг сообразила, что ей нужно найти какой-то способ соскочить с этого отравленного крючка. Этот человек не только суров и груб, но и патологически жесток с самой колыбели.