Леди-детектив Лавдей Брук

Пиркис Кэтрин Луиза

— Ну, отчасти лицо скрывает вуаль, а потом я надену другой плащ, прежде чем он снова увидит меня, — отозвалась Лавдей.

Она сама успела лишь краем глаза заметить высокого и крепко сложенного мужчину, идущего вдоль рельсов. Картуз надвинут на самые глаза, в руке чемоданчик с инструментами.

Ганнинг не скрывал раздражения.

— Мы не станем высаживаться в Редхилле, — объявил он, — а доедем до «Трех мостов» и дождемся обратного поезда из Брайтона — это даст вам возможность попасть в вашу квартиру до наступления ночи. Не хочу, чтобы вас вычислили прежде, чем вы приступите к расследованию.

И они вернулись к беседе о «редхилльских монахинях».

— Сестры называют себя «вне конфессиональными»,

не знаю, что это значит, — промолвил инспектор, — и утверждают, что не связаны ни с какой определенной религиозной организацией. При этом они посещают то одну церковь, то другую, то вообще никуда ни ходят. Они отказываются называть имя основательницы своей общины, впрочем, никто не вправе требовать от них этого, ибо, как вам известно, дело пока что ограничивается одними лишь подозрениями, и очень может статься, что попытки грабежей, которые якобы происходят сразу же после посещения сестрами того или иного места, — не более чем совпадение. И знаете, хотя мне приходилось слышать, что у людей подчас бывают такие лица — хоть сразу на виселицу отправляй, но до встречи с сестрой Моникой я не думал, что это применимо и к женщинам. Пожалуй, из всех типов гнусных, преступных лиц, кои мне довелось повидать на своем веку, ее лицо — самое гадкое и самое отталкивающее.

Поговорив о монахинях, мистер Ганнинг с мисс Брук перешли к обсуждению наиболее богатых семейств, живущих по соседству.

— Вот карта, которую я специально нарисовал для вас, — промолвил Ганнинг, разворачивая какой-то лист бумаги, — она охватывает район на десять миль вокруг Редхилла, и каждый дом, представляющий для нас интерес, отмечен на ней красными чернилами. А вот еще вдобавок перечень этих домов с моими пометками касательно каждого.

Лавдей с минуту изучала карту, потом переключилась на список.

— Насколько я понимаю, на четыре отмеченных вами дома уже покушались. Впрочем, не думаю, что мне стоит совсем их отбросить, но все же помечу их как «сомнительные»: вы же понимаете, что шайка — а мы, безусловно, имеем дело с шайкой — возможно, рассчитывает как раз на то, что мы обойдем вниманием эти дома. А вот «дом, пустующий в зимние месяцы» я, пожалуй, вычеркну, поскольку это означает, что фамильное серебро и все драгоценности хозяева сдали в банк. О! И вот этот — «отец и четверо сыновей, все силачи и охотники» — я тоже вычеркну, у них ведь наверняка всегда имеется под рукой огнестрельное оружие, не думаю, что взломщикам захочется беспокоить таких людей. Ага! Вот это уже кое-что! Дом, который грабители в своем списке наверняка пометили бы как «весьма заманчивый». Вуттон Холл, недавно сменил владельцев, перестроен, имеет очень запутанную систему коридоров. Ценное фамильное серебро находится в повседневном обиходе, дом остается исключительно на попечении дворецкого. Интересно, неужели хозяин дома всерьез верит, будто «запутанная коридорная система» поможет ему сохранить его сокровища? Да любой уволенный нерадивый слуга за полсоверена нарисует план дома любому желающему! Инспектор, а что означают буквы «Э. О.» на доме в Норт Кейпе?

— Электрическое освещение. Думаю, этот дом тоже можете вычеркнуть. Я лично считаю, что электрический свет одна из надежных защит от воров.

— Да, если не полагаться исключительно на электричество: при определенных обстоятельствах оно может подвести, да еще как. Вижу, этот джентльмен также обладает великолепным столовым и прочим серебром.

— Да. Мистер Джеймсон — человек зажиточный и хорошо известен в округе. Его кубки и канделябры достойны всяческого внимания.

— Это единственный дом в районе, который освещается электричеством?

— Да, к сожалению. Войди электричество в моду, у полиции в долгие зимние ночи было бы куда как меньше забот.

— Уж поверьте, грабители придумали бы, как с этим бороться, — в наши дни они многого достигли. Уже не

грабят, как пятьдесят лет назад, выходя на дорогу с дубинками и пистолетами, а планируют, обдумывают и действуют весьма изобретательно, пускают в ход воображение и незаурядные артистические способности. Кстати, мне нередко приходило в голову: все эти популярные детективные рассказы, на которые в наши дни такой большой спрос, могут быть использованы преступниками.

На «Трех мостах» пришлось так долго ждать обратного поезда, что в Редхилл Лавдей вернулась уже затемно. Инспектор не стал ее провожать, а вышел на предыдущей станции. Она сразу отослала саквояж в гостиницу Лейкера, где забронировала себе номер телеграммой с вокзала Виктория. И, не отягощенная багажом, тихонько покинула станцию Редхилл и устремилась прямехонько к мануфактурному магазину на Лондонской дороге. Благодаря подробным указаниям инспектора найти лавку оказалось нетрудно.

Пока мисс Брук шла, на улицах сонного маленького городка загорались фонари, а к тому моменту, как она свернула на Лондонскую дорогу, по обеим сторонам дороги лавочники вовсю уже зажигали огни в витринах. Через несколько ярдов темный проем между освещенными магазинами указал Лавдей, что здесь уходит в сторону от оживленных улиц переулок Пейвд-корт. Боковая дверь одной из лавчонок на его углу могла быть удобным наблюдательным постом, оттуда можно было осмотреться по сторонам, не будучи на виду, и там-то, съежившись в тени, мисс Брук укрылась, дабы составить представление о маленьком переулке и его обитателях. Тупичок оказался именно таков, как описывал инспектор, — скопище домишек на четыре комнаты, причем больше половины из них пустовало. Номера седьмой и восьмой, располагавшиеся в самом начале переулка, имели вид чуть менее запущенный, нежели остальные. Номер седьмой тонул в кромешной тьме, а в верхнем окошке номера восьмого светилось что-то вроде ночника, из чего Лавдей заключила, что там, возможно, расположена комната, отведенная под спальню маленьких сирот- калек.

Пока она так стояла, обозревая дом подозрительной общины, в поле зрения показались и сами монахини, по крайней мере, две из них, с тележкой и подопечными. Это была странная маленькая процессия. Одна сестра, в длинном глухом платье из темно-синей саржи, вела под уздцы ослика; вторая в таком же одеянии шла рядом с низенькой повозкой, где сидели двое детишек самого болезненного вида. Монахини явно возвращались из очередного долгого странствования по окрестностям, хотя час уже был слишком поздний, чтобы малолетним калекам бродить по улицам, — возможно, правда, задержка объяснялась тем, что сестры просто заплутали на обратном пути.

Когда они проходили под газовым фонарем на углу, Лавдей успела немного разглядеть их лица. Помня описание инспектора Ганнинга, она без труда опознала в той, что повыше и постарше, сестру Монику и призналась себе, что никогда еще не видела лица столь отталкивающего и уродливого. Тем более разительный контраст с этой устрашающей внешностью представляла младшая монашка. Мисс Брук видела ее лишь мельком, но и самого беглого взгляда хватило, чтобы в памяти запечатлелось лицо необычайно печальное и прекрасное.

Когда ослик остановился на углу улицы, Лавдей услышала, как один из маленьких калек обратился к печальной девушке, назвав ее сестрой Анной, — мальчик жалобно спрашивал, когда же им дадут поесть.

— Сейчас, уже скоро, — ответила сестра Анна, вынула, как показалось Лавдей, очень бережно, малыша из повозки и, посадив его на плечи, понесла к двери восьмого номера, которая при их приближении немедленно отворилась. Вторая сестра проделала то же самое с другим ребенком, затем обе они вернулись, выгрузили из повозки множество свертков и корзинок, после чего повели старенького ослика вниз по улице — вероятно, в расположенную неподалеку конюшню, принадлежавшую уличному торговцу.