Леди и война. Цветы из пепла
Шрифт:
…точнее, Урфин предполагал, что слезы будут, но с ними пусть Седрик разбирается. Ему не впервой. Седрик появился вовремя. Лечь Урфин смог, на пол, и ноги на кушетку забросил, потому как в этой позе спина болела меньше. Если еще руки за голову вытянуть… Урфин попытался.
Зря он это сделал.
Руки вытянулись, и стало почти хорошо. А потом в спине что-то щелкнуло, и Урфин понял, что вряд ли сумеет подняться самостоятельно. Нет, он бы нашел выход, перевернуться там, встать на четвереньки, а дальше
Но громыхнула дверь, и в поле зрения возникли сапоги. Добротные, но потертые и довольно-таки грязные. С сапогов отваливались комки глины, осыпалась серая пыль, марая ковер. А Урфин на нем, между прочим, лежит.
– Где она? – Голос Седрика звенел от плохо скрываемой ярости.
– Кто? – миролюбиво поинтересовался Урфин, с трудом подтягивая занемевшие руки к груди.
– Моя жена.
Прикинув, сколько времени прошло, Урфин предположил:
– Скорее всего, на кухне.
Значит, пока обошлось без слез.
– И что она там делает?
Деграс-младший, кажется, успел осмотреть кабинет, в котором просто негде было прятаться, и оценить состояние Урфина. Руку, во всяком случае, протянул.
Поднял рывком, и позвонки с тихим щелчком вернулись на место. Благодать.
– Обед тебе готовит. Или ужин…
– Шарлотта?
– Ну… да, если ты другой женой не обзавелся. И будет готовить еще месяц. Завтраки. Обеды. И ужины. А ты будешь их есть. Ясно?
– Она же не умеет…
Об этом, допустим, Урфин и сам догадался.
– Ничего. – Он ободряюще похлопал Седрика по плечу. – Или научится, или ты похудеешь.
Кажется, ни один из вариантов Деграса не устраивал.
– За что? – очень тихо спросил он, опускаясь в кресло. И вид сделался несчастный… кажется, Шарлотта уже пыталась готовить. К концу месяца он или очень сильно сбросит вес и сам отошлет жену, или добьется от нее нормальной еды. А если совсем повезет, то не только еды.
– За то, что мне пришлось во все это вмешиваться. Ты сам должен был ее осадить. И надеюсь, что в следующий раз это сделаешь.
Седрик кивнул.
– Она… хорошая женщина. Добрая.
Недалекая только. Впрочем, кто без недостатков?
– Добрая, – согласился Урфин. – И тебя любит. Только забыла об этом. А я напомнил. Дальше – сам смотри…
Последняя из запланированных на сегодня встреч была короткой и содержательной.
– Ваш брат полагает, что вам следует вернуться.
По лицу леди Нэндэг нельзя было понять, огорчило ли ее это известие, или же обрадовало.
– В то же время моя жена очень благодарна вам за помощь…
Сидит. Разглядывает его. И взгляд такой, что тянет сделать что-то, в рамки этикета не вписывающееся, например, ногу на стол забросить.
– …которую ценит весьма высоко.
Нет, подобная акробатика еще нескоро будет ему доступна.
– И мне хотелось бы знать, чего хотите вы.
– А мне хотелось бы знать, на что я могу рассчитывать. – Подбородок приподнялся на мизинец. Взгляд ледяной, но без былого презрения, скорее уж изучающий.
– На должность статс-дамы в свите моей жены. Или старшей фрейлины, если вам нравится больше. Или сами придумаете, как себя обозвать. Главное, наведите в этом курятнике порядок…
Чтобы никаких красных платьев, напудренных бюстов и капризных дев.
– Тисса – мягкий человек и порой стесняется высказать то, что следовало бы. Многие принимают это ее качество за слабость. А я не хотел бы, чтобы мою жену обижали.
– Это я поняла. – Леди Нэндэг позволила себе улыбнуться.
Ну уж нет, за то происшествие извиняться Урфин не станет.
– Вы будете помогать ей, как помогали. И я бы хотел, чтобы помогали не только вы. Здесь слишком много людей, которые ничего не делают. Я же беру на себя ваше содержание. Плюс оклад.
Урфин озвучил сумму, но леди Нэндэг была слишком леди, чтобы выдать себя выражением лица.
– И платить я буду именно вам, а не вашему брату.
– Вы более проницательны, чем кажетесь.
Просто осведомители хорошие. Барон Гайяр весьма долго позволял себе пренебрегать сестрой, которая вежливо и жестко держала в своих холеных ручках Кверро. И лишь после отъезда, вернее было бы сказать, отправки леди Нэндэг – старые девы не делают роду чести – стало ясно, сколь нужна она была замку. Ничего, перебьются.
– Я также не стану возражать, если вам вздумается каким-либо образом устроить личную жизнь.
Усмешка. Леди Нэндэг давно забыла, что такое личная жизнь.
Она годы отдала брату и Кверро и вот оказалась не нужна. Именно эта обида, а не деньги или положение движут ею. Иногда чужие обиды на руку. Надо только уметь пользоваться.
– Что ж, я согласна, но… могу я вам кое-что сказать откровенно?
– Слушаю.
Главное, чтобы откровенности длились недолго. Эх, хватило бы сил до комнаты добрести…
– Это касается леди Долэг.
Она осторожна. И значит, неглупа. Впрочем, сейчас Урфин вряд ли способен кого-то придушить.
– Сегодня я с ней имел беседу. Она хорошая девочка, но немного запуталась. Я буду рад, если вы за ней присмотрите. Но… мне бы не хотелось, чтобы вы ее обижали. Если Долэг заслужит наказание, наказывайте, но никаких розог. Она тоже моя семья, и я не позволю над ней издеваться.
– У вас был неприятный опыт?
Какая нечеловеческая прозорливость.
– Самым страшным наказанием, которому я подверглась в ее возрасте, была обязанность привести в порядок домовые книги. Поверьте, это пошло мне на пользу.