Леди и война. Пепел моего сердца
Шрифт:
Много всего.
Интересно.
Будет о чем кошке рассказать. Но вряд ли она одобрит… или все-таки? Кошка Сержанта понимает лучше, чем люди.
А люди закончились. И Сержант вернул меч Ллойду. Наверное, мог бы отказаться, но… что-то подсказывало, что лучше, если оружие будет находиться отдельно от Сержанта.
– Если я влезу, приступы станут чаще, – сказал Ллойд, протягивая обрывок ткани. – Подумай.
– Блок. На подчинение. Снимешь? – Теперь и говорилось легче.
Сержант знал, что это – ненадолго.
Тела стаскивали
– Позволишь?
Сейчас – да. Сержант достаточно пьян, чтобы пустить к себе в голову. Кошка все равно спрячется, а блок, если он есть, надо убирать. Да, вероятно, станет хуже, но… это его выбор.
И его решение.
– Твое, твое. Закрой глаза. Расслабься. Возможно, будет неприятно.
Холодно. И мерзко. Душно становится, но задохнуться не позволяют. Ллойд скользит по краю, но не дает себе труда скрыть свое присутствие. И не спешит.
Он аккуратен, как полевой хирург, и столь же беспощаден. Но все-таки уходит, позволяя дышать самому.
– Одномерная привязка. Ничего сложного.
– Снимешь?
– Позже.
– Сейчас.
– Биссот, ты не в том положении, чтобы требовать что-то от меня. Я вообще не обязан возиться с тобой.
Ллойд присел на старую бочку. Новые, дубовые, перетянутые обручами, вкатывали во двор.
– Но я сниму блок, потому что тебе не имели права его ставить. Вот только твое нынешнее состояние… пойми, мне не нужен на корабле неадекват. Или в дороге. Поэтому потерпи, пока дойдем.
Следом за бочками втаскивали и мешки с солью. Рубили головы прямо во дворе, не слишком аккуратно, но старательно. Складывали в бочки. Засыпали солью, хотя на морозе за неделю и так не попортились бы. Кормак получит свой подарок.
Дорога поднималась в горы. И острые вершины их, вспоровшие низкое небо, виделись Тиссе шипами на хребте древнего зверя, столь огромного, что однажды собственный вес утомил его. Зверь уснул, порос мхом, низким кустарником и огненным вьюнком, чьи алые плети проступали сквозь снежную белизну. На гроздья темно-синих ягод, дозревших на морозе, слетались птицы. Они столь редко видели людей, что не боялись, и Тисса, пожалуй, могла бы поймать вон ту синицу… или даже снегиря.
Никогда прежде она не видела снегирей так близко.
– Уже скоро. – Урфин привстал на стременах, разглядывая каменную ленту дороги. Она выглядела старой и… целой. Ни трещин. Ни проломов. Ни даже снега, он словно проваливался сквозь эти гладкие, слишком уж одинаковые камни. И форма странная. Шестигранная. Камни лежат плотно друг к другу, словно запечатанные ячейки пчелиных сот.
– Кто ее построил?
Дорога была достаточно широкой, чтобы ехать рядом. И это тоже было необычно. Разве не привычней была бы тропа?
– Люди. Очень давно.
Сто лет? Двести? Триста?
– Несколько тысяч. – Урфин умел угадывать ее мысли. – Они же возвели Ласточкино гнездо и другие… убежища. Выбрали такие места, куда сложно добраться.
Почему? Есть же дорога и получше многих иных дорог, по которым случалось путешествовать за эти дни. Признаться, Тисса устала. Она не думала, что настолько слаба. И ведь не требовалось ничего, кроме как в седле держаться. Урфин и ехал-то медленно, с частыми остановками. Ночевать останавливался в деревнях, хотя Тисса понимала, что без нее он добрался бы быстрее.
И чувствовала себя неловко.
А тут вот…
– Увидишь, ребенок. Думаю, тебе понравится.
Дорога поднималась к солнцу, и желтый его свет стекал с гладкой поверхности к обочинам, окрашивая снежные горы. Воздух стал суше. И похолодало.
– Дыши глубоко и медленно. И не разговаривай.
Тисса кивнула.
Голова кружилась, но не сильно. Зато вдруг возникла уверенность, что еще немного – и она взлетит. Небо ведь близко и плотное… Горы вдруг закончились. А дорога – нет. Она больше не казалась широкой, напротив, опасно узкой, лежащей на пустоте. И разве тонкие струны, протянувшиеся от краев к скалам, способны удержать ее!
Урфин спешился и подошел к самому краю.
– Здесь очень красиво. И безопасно. По этому мосту не проведешь армию, особенно если мост убрать. Иди сюда.
У Тиссы подгибались колени. Она не боится высоты, но… здесь все иначе! Небо – близко, земля – далеко. Даже не земля – седое море с гривой волн. Ветер перебирает канаты, которые выглядят совершенно ненадежными. Тысячи лет? Этот мост простоял тысячи лет?
А если он рассыплется?
Вот сейчас, когда Тисса вступит, и рассыплется?
– Не бойся. – Урфин обнял, и стало как-то… спокойней. – Сейчас я позову замок, и нас пропустят.
Она совсем ничего не поняла.
Как можно позвать замок? Дудочкой, как он звал паладина?
Но Урфин присел у дороги и прижал ладони к камням, которые вдруг изменили цвет. Они наливались краснотой, словно раскаляясь изнутри, и цвет этот расползался по дороге. От ячейки к ячейке.
– Это магия?
– В некотором роде. – Урфин поднялся и продемонстрировал совершенно целые руки. – Древняя очень. Забытая. Идем. Теперь безопасно.
Он держал Тиссу за руку, а она держала лошадей, которые тоже не хотели верить, что теперь безопасно. А над дорогой поднялся серебристый туман, и стоило сделать первый шаг, как туман окутал Тиссу с ног до головы.
– Он не позволит тебе упасть.
От тумана мех на куртке поднялся дыбом. А когда Тисса прикоснулась, ужалил пальцы.
– Скоро привыкнешь.
И не обманул. Скоро Тисса осмелела настолько, что сумела оторвать взгляд от дороги. А та тянулась к одинокой скале, выраставшей из моря. Не зуб, но акулий плавник, и замок, оседлавший его вершину, выглядит слишком ненадежно для убежища.