Леди и война. Пепел моего сердца
Шрифт:
Вот только кружевным платком не пот вытирал – обмахивался.
– Ваша светлость, – Саммэрлед поглядывал на Нокса с насмешкой, сам он одевался нарочито просто и красную ленту на рукав нацепил, демонстрируя, что душой сочувствует народу, – рады сообщить вам, что решением Совета вам поручено…
– Боюсь, – перебить его оказалось просто, хватило взгляда, – Совет не вправе что-либо мне поручать.
Поэтому Кормак не явился. Знал результат и не счел нужным тратить время попусту. Вероятно, он был против нынешней затеи. Возможно, позволил возражать… или промолчал и отошел в сторону. Если война
– …возглавить объединенное войско… сокрушить мятежников.
Замолчал.
– Каких?
Саммэрлед окончательно растерялся. Он обеими руками сжимал золоченую трость, увенчанную пучком алых перьев. Видимо, эта трость являлась неким символом, который Кайя надлежало принять с благодарностью и ответной речью, которую можно будет цитировать.
Они и вправду настолько глупы?
Вероятно. Слишком умный союзник столь же опасен, как и дурак. Но с дураками Кормак привык управляться. И сейчас, отделив себя от них, заранее сохранил руки чистыми.
– Север, ваша светлость. Они отказываются подчиняться, – подал голос Грир.
– Кому?
– Совету.
– Это их право. Бароны Севера не нарушили ни одной из клятв, данных мне…
В отличие от них, твердящих о собственной исключительной преданности.
– …что же касается Совета, то его затруднения меня не волнуют.
Кайя вернулся к книге. Все-таки освободившееся время следовало использовать максимально эффективно. Правда, из-за блока прочитанное усваивалось туго. Порой не усваивалось вовсе. И, открывая новую книгу – система безропотно реализовывала запросы, – Кайя понимал, что уже читал ее, но не помнит ничего из прочитанного.
Армия таки выступила в последнюю неделю лета.
Три сотни рыцарей. Пять тысяч пехоты. Сотня наемников. Обоз. Фуражиры.
Кайя было интересно, сколько дойдет. И сколько – вернется. Предполагал, что немного.
К концу лета стало хуже.
В город пришла настоящая жара. Ничего необычного в данном явлении не было – каждый год солнце, точно стремясь отсрочить приход осени, раскаляло старые камни. Вода во рву зацветала, и сам он, и каналы, и даже узкая полоса вдоль берега заполнялись вязкой зеленой жижей. От нее исходила вонь столь нестерпимая, что чистильщики и золотари наотрез отказывались приближаться к канавам. Крысы и те бежали прочь.
В последний месяц лета город закрывал окна и двери, пустел – люди стремились не покидать жилища без особой на то надобности. В верхних кварталах жгли благовония, которые украшали смрад тонкими нотами сандала и амбры. Придворные дамы затыкали носы ароматическими шариками… кавалеры не отставали.
Кайя становилось хуже.
Волна катила за волной, словно разогретую тушу города вдруг схватила судорога. Он глотал. Терпел. И понимал, что вот-вот сорвется.
Тоска вернулась. Кайя кружил по комнате. Звал. Понимал, что зов останется без ответа, но не умел себя остановить. Тоска выматывала сильнее боли. Он увяз в ней, как в песчаной топи, и сколько бы ни пытался выбраться, лишь глубже тонул. Кайя ощущал этот песок на губах. В легких. В глазах, забившимся под веки, расцарапывающим склеру, вызывающим безумное желание ответить ударом на удар.
Сдерживался на грани слепоты и почти оглохнув от собственного крика, которого, к счастью, никто не слышал.
Кормак появился в пятницу, и если не поленился подняться на вершину Кривой башни – после смерти Хендерсона Кайя заблокировал подъемник, – то дело и вправду было важным.
На крыше становилось немного легче. Кайя вытащил кресло и ковер, не для себя – для кота, который составлял компанию не столько Кайя, сколько голубям, которые слетались во множестве. Впрочем, ковер был достаточно большим, чтобы хватило места для обоих.
– Я не помешал вашему отдыху? – Кормак остановился шагах в пяти. Но тень его, слишком длинная тень для такого невысокого человека, вытянулась, словно желая перерезать Башню пополам.
Или выглянуть за край.
Кайя выглянул.
Море. Скалы. Солнце. Ничего нового.
А Кормак занял кресло, сел свободно и трость положил на колени. Гладит дерево, точно оно живое…
– Вы действительно вознамерились наказать всех.
Это не вопрос – утверждение, с которым Кайя не собирался спорить. Не был уверен, что сумеет. Но вдруг понял, что ненависть – тоже источник сил. Песок на глазах растаял.
– Готов признать, что у вас, вероятно, хватит терпения довести задуманное до конца. Но что будет потом?
Кайя сел и потянулся.
Зевнул, убеждаясь, что лицевые мышцы все еще подчиняются ему. А сны в последнее время были… странными. Не мучительными, но и не дающими отдыха. Волны пробивались и в забытье, но там шум прибоя не раздражал, скорее обессиливал.
По пробуждении не хотелось вставать с постели.
И Кайя часами лежал, разглядывая потолок или стену.
Но все же вставал. Заставлял себя умыться. Одевался.
Ел, если случалось обнаружить в пределах досягаемости еду.
Поднимался наверх.
Слушал город.
Воевал с собой.
– Я не говорю о том, что будет со страной. Вы о себе подумали? О том, во что превратитесь? Вы целенаправленно сводите себя с ума. А вернуться сумеете?
Кайя не знал. Иногда казалось, что сумеет. Чаще – нет. И в любом случае выбор был сделан.
– Или думаете, что Изольда примет чудовище?
– Не знаю. Но я спрошу.
Если получится. Кормак хмурится, и тень его все-таки вползает на зубцы башни.
– Я готов заключить сделку. Мой внук должен быть назван наследником, а в остальном я приму ваши условия.
– Нет.
– Почему? Вам мешает Совет? Он перестанет существовать. Моя дочь уедет из города. Выйдет замуж. И в жизни больше вас не потревожит. Я готов подать в отставку, равно как готов служить вам. Действительно служить.
Он верит в то, что говорит. Тем интересней.
– Дункан, – Кайя потер щеку, с неудовольствием обнаружив, что щетина отросла, – знаете, раньше я многого не понимал. Например, почему трое взрослых людей считают меня виноватым в том, что несчастливы. А теперь вот как-то все и сложилось. Моя мать получила титул. И понимание, что она всегда будет второй. Первой по протоколу, но второй во всем остальном. А я – как постоянное напоминание, что ее использовали как племенную кобылу. И главное, что вы свою часть сделки не выполнили.