Леди-наследница
Шрифт:
Уиннифред задумчиво выпятила губы, все больше воодушевляясь.
— Серьги, которые она носит, подарил ей любовник. Весьма состоятельный любовник. Они не из тех, что может позволить себе прислуга, работающая в таверне. Видите, как она теребит их и улыбается? Но она не поглядывает на дверь. Не ждет, что он придет. Потому что он уже здесь.
— Молодец, — похвалил он, когда она наконец сдалась и зевнула. — Вы быстро учитесь.
— Некоторым вещам, — пробормотала она. — Теперь вы. Который из этих джентльменов купил сережки?
Гидеон
— Молодой человек через два столика слева. Он украдкой поглядывает и краснеет, и он…
— Женат, — закончила за него Уиннифред. — Бьюсь об заклад, он женат.
— Это и есть его страшная тайна. Его брачное ложе еще не остыло, а он уже согревает другое. Но ничего не может с собой поделать. Ее прелести, ее… — Он вдруг осекся и прокашлялся. — Пожалуй, это не самая подходящая игра, чтобы играть с вами.
Она хмыкнула.
— Я имею некоторое представление о том, что происходит за закрытыми дверьми между мужчиной и женщиной. — Очень смутное, но его следует учитывать. — Если помните, Гидди приносит приплод ежегодно.
— И тем не менее будет лучше, если мы перейдем к кому-нибудь другому. Что насчет вон того парня?
Не зная, раздражаться ей или смеяться, она даже не потрудилась взглянуть туда, куда он указывал.
— Женат, но имеет двух любовниц. В том же доме.
Он нахмурился.
— Мужчина в синем шерстяном сюртуке у огня?
— Любит своих овец не только за шерсть.
— Бога ради!
Она рассмеялась, не смогла удержаться. Но в ее смехе не было веселья, а на сердце лежала тяжесть, от которой никак не получалось избавиться.
Всего неделю назад она сидела в его комнате в Мердок-Хаусе, переживая, что он подумает из-за того, что она учит вора читать. Ей казалось важным, чтобы он поверил, что она может вести себя, как подобает леди. Но обнаружила, что теперь хочет от него вовсе не этого. Ей все равно, одобрит ли он, какой она может стать — или притвориться — на короткое время пребывания в Лондоне. Она не была уверена, что желает стать леди. Есть веские резоны полагать, что она вообще не способна на такое перевоплощение.
В эту минуту все, чего она от него хотела, — это принимать ее такой, какая она есть. И ее раздражало, что ему надо напоминать, кто она.
— Думаете, красивое платье и разлука с землей сделают меня кем-то совершенно другим, Гидеон? — тихо спросила она. — Вы что, забыли, как нашли меня? Кто я?
Он долго, испытующе смотрел на нее, прежде чем ответить:
— Я никогда не смог бы забыть вас, Уиннифред.
Она пожала плечами и провела пальцем по ручке ложки.
— Жалко, что ваша семья не считает так же.
— Да, жалко. Очень жалко.
Она отдернула руку со стола и поморщилась. Гидеон был сегодня таким внимательным, таким чудесно заботливым, а она отплатила ему сварливостью и недовольством.
— Я прошу прощения, — пробормотала Уиннифред. — Это было ни к чему. Не знаю, зачем я это сказала.
— Помимо того, что это правда, —
Она, казалось, не могла поднять взгляда от своей пустой миски.
— Это не оправдание…
— И, — продолжил он, не дав ей договорить, — по той же причине принимаете это слишком близко к сердцу. Уиннифред, посмотрите на меня. — Он подождал, пока она послушалась. — Вы того и гляди упадете в свою миску. Идите наверх, ложитесь спать. Утро вечера мудренее.
При иных обстоятельствах она, может, обиделась бы на намек, что ей трудно видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. В сущности, ей хотелось обидеться, что лишь подтверждало его слова.
Она вымотана. Тело как будто налито свинцом, а в голове полный сумбур. Уиннифред понимала, что все равно злится, но не могла решить, то ли на него за то, что она должна стать леди, то ли на себя за то, что не оправдывает его ожиданий. Вероятно, и того и другого понемножку, что кажется совершенно бессмысленным.
— Уиннифред, — снова повторил Гидеон, — идите спать.
Сдавшись, она кивнула и поднялась, чтобы пойти к себе.
Глава 19
На следующее утро Уиннифред стояла перед таверной и наблюдала за Гидеоном, присматривающим за тем, как в карету впрягают лошадей. Фредди с наслаждением втянула в себя холодный утренний воздух и улыбнулась. Она вновь чувствовала себя нормально… даже лучше. Значительно лучше. В сущности, она чувствовала себя бодрой и полной сил.
Это было так странно. Она легла спать, переживая из-за своей размолвки с Гидеоном, а проснулась в таком прекрасном настроении, что безо всякого труда справилась со своими тревогами так, как часто делала… отмахнувшись от них.
Гидеон не сердился на нее, когда она уходила. И она больше не сердится. А остальное со временем разрешится.
Все казалось таким простым. Что, если честно, было немножко странно.
Как это может быть, что тело все еще борется с остатками слабости, а душа буквально воспарила? Уиннифред как раз размышляла над этим, когда Гидеон через двор направился к ней. Тогда она стала размышлять, как ей нравится наблюдать за Гидеоном, направляющимся через двор к ней.
Он должен бы казаться неуклюжим или менее мужественным из-за своего увечья, но почему-то не кажется. Он двигался с неожиданной грацией и безошибочной уверенностью человека, не сомневающегося в своем физическом совершенстве. Она понаблюдала, как скульптурные мышцы бедер бугрятся под плотно облегающей тканью брюк, потом позволила взгляду скользнуть вверх, к его широкой груди, увидела, как быстро поднимаются и опадают сильные плечи, когда он опирается на трость.
О да, все в Гидеоне говорило о его необычайной физической силе. И все это удивительно действовало на нее.