Леди-Солнце
Шрифт:
— Думаешь, он так поступит?
— Уверен, моя любовь. Однако Джоанне я разрешу приехать в Англию. Она же моя сестра.
— И тогда она обрушит на тебя свои просьбы.
— Буду тверд, как скала…
Филиппа знала, это будет именно так — ведь, если Эдуард решил, ничто не могло заставить его изменить решение. И, при всей доброте к людям, она не хотела, чтобы он его менял: как-никак к схватке с королем Давидом и к победе над ним под Невилл-Кроссом она имела прямое отношение. Кроме того, он ей просто не нравился.
Эдуард
— Ты не считаешь, что нашему сыну пора уже подумать о женитьбе? Отчего он тянет с ней?
Филиппа тоже хотела бы это знать. Она обожала сына, восхищалась его красотой, зрелостью мыслей, доблестью на поле боя, о которой говорила вся Англия. До сих пор она не может без дрожи вспомнить рассказ супруга о битве при Креси, когда их мальчику грозили там пленение или смерть, а отец не считал возможным прийти к нему на помощь, чтобы тем самым не оскорбить его юношескую гордость… О, его могли убить, но, благодарение Богу, этого не случилось.
В нем какая-то странная отчужденность, в их сыне, она ее чувствовала, но не понимала. И отчего, в самом деле, он не заговаривает о женитьбе? Ведь нельзя сказать, что у него отсутствует интерес к женщинам. Ходят слухи, от одной из них у него даже ребенок… Чего он ждет?
— Возможно, еще не почувствовал необходимости… — ответила она неуверенно.
— У него были женщины, — возразил король. — Так что он уже не мальчик. Я хочу увидеть внука, и как можно скорее.
— Мне кажется, он проявляет какой-то интерес к Джоан Кент, — задумчиво проговорила Филиппа. — Она очень красивая девушка, верно?
Стараясь не встречаться с супругой взглядом, Эдуард согласился с ней. Действительно, Джоан настоящая красавица, желанная для многих и многих… Он подумал, что, быть может, не стоило ему поступать так сурово с самим собой, налагать на себя строгие ограничения и подавлять страсть. Другие монархи, он знал это, ведут себя куда как вольготнее. Почему же он?.. И сразу ответил себе: потому что любил и любит Филиппу и не хочет ничем огорчать ее…
Но все же Джоан Кент… Как она хороша! Невольно он сравнил гибкую, тоненькую девушку, ее удивительно манящее тело, зовущие глаза, улыбку, в которой тоже чудилось приглашение, с женщиной, что была сейчас перед ним, с его Филиппой… Какой толстой она стала! И тяжело дышит, когда ходит, а ходит уже с трудом.
Он честно старается все время видеть в ней ту давнюю девушку со свежим лицом, что была его невестой, а потом стала молодой женой. Он был когда-то так увлечен ею. Она всегда такая домашняя, уютная… своя…
— Джоан Кент… — повторил он. — Мы не скажем «нет» этому союзу, не так ли, дорогая? Но надо спросить у нее. Это должен сделать он сам.
— Может быть, ты поговоришь с ним, Эдуард?
— А
Она согласилась, хотя чувствовала, что разговор будет непростым. Принц скорее всего постарается избежать прямого ответа.
А Эдуард подумал, что ему будет очень непросто, если обольстительная Джоан станет его невесткой.
Это может по-настоящему нарушить душевный покой… * * *
Прибывшая вскоре в Англию шотландская королева Джоанна больше всего общалась с Филиппой, у нее она находила утешение и понимание. Король Эдуард, ее брат, был с ней ласков, но они оба испытывали неловкость в беседах друг с другом. Все очень сложно: его зять находится у него в плену, сестра же, принятая как почетная гостья, просит освободить мужа, но брат не хочет этого делать. Человеку, который всегда глубоко чтил семейные отношения — а именно таким был Эдуард, — подобные обстоятельства казались невыносимыми. Оттого он и старался как можно реже видеться с Джоанной и предпочел бы, чтобы она вообще не приезжала.
Но она приехала, он сам разрешил ей, и все настойчивей просила за мужа. Однако Эдуард был тверд. Он объяснил ей, что, если выполнит ее просьбу, это будет означать новую войну, новые набеги шотландцев на приграничные земли Англии. А этого он позволить не может. Его страна и так разорена черной смертью, как, впрочем, и Франция, как вся Европа, вся земля… В такое время особенно опасно давать волю безрассудным людям, подобным королю Давиду.
Джоанна с этим не могла не согласиться, но пыталась все же через Филиппу склонить брата к заключению мирного договора с Шотландией, одним из пунктов которого было бы освобождение Давида.
Филиппа отвечала, что Эдуард никогда не пойдет на такое, и бедная Джоанна говорила, что пускай тогда ее тоже объявят пленницей, как и ее мужа.
Что могла сказать ей на это Филиппа? Что у Давида уже есть подруга по заточению — красивая и бесстыдная Кэтрин Мортимер? И что сам Давид неоднократно заявлял во всеуслышание, что скорее предпочтет остаться пленником вместе с ней здесь, в Англии, чем вернуться к жене в Шотландию? А уж если все-таки вернется, то только в сопровождении драгоценной Кэтрин…
Пускай уж, думала Филиппа, бедняжка Джоанна уедет обратно, не ведая о желаниях беспутного мужа, полная жалости и сочувствия к нему. Так будет легче для нее какое-то время…
Ничего не добившись, Джоанна стала готовиться к отъезду.
Она посетила гробницу отца, Эдуарда VII, в Глостере. С печалью думала о его несчастливой, неудавшейся жизни, страшном конце и не могла не сравнивать с жизнью собственной, никчемной и полной страданий.
У нее было не так уж много драгоценностей, но некоторые из них она оставила в его усыпальнице в знак памяти о тех редких встречах с ним, красивым, веселым, благосклонным к детям.