Леди Титаник
Шрифт:
– Не нужно ничего платить, – галантно проговорил он, – здесь есть и моя вина… мне следовало быть осторожнее на повороте… а до мастерской я вас довезу в два счета!
Он припарковал свою машину, с грустью отметив, что ей тоже понадобится основательный ремонт, сел за руль «Фольксвагена» и через пять минут доставил свою новую знакомую к ближайшему автосервису, благо, он был расположен совсем рядом, на одиннадцатой Красноармейской.
– Ну, вот мы и на месте, – проговорил он, передавая пострадавшую машину в заботливые руки мастеров, – только, вы знаете, я все-таки решил попросить у вас некоторую компенсацию…
– А какую же? – спросила блондинка, очень мило покраснев.
– Во-первых, скажите, как вас зовут, а во-вторых, разрешите угостить вас чем-нибудь… хотя бы чашкой кофе…
Блондинка улыбнулась, сказала, что ее зовут Аленой, и через десять минут они уже сидели в небольшом уютном кафе на Измайловском.
Здесь подавали очень приличный кофе – больше десятка видов капучино, замечательный вишневый кофе и множество других изысканных сортов для гурманов и любителей благородного восточного напитка. Кондитерские изделия также поражали разнообразием, но Алена отказалась от сладкого, выбрав кофе по-венски и легкий фруктовый салат.
Леня был в ударе, он сыпал шутками, анекдотами и рассказами из собственной жизни, Алена слушала его раскрыв рот, смеялась в самых подходящих местах и, естественно, произвела на Маркиза еще более сильное впечатление, чем в первый момент. Когда Леня спохватился, что не дает своей новой знакомой и рта раскрыть, ему удалось выяснить, что она не замужем, живет на Петроградской стороне вдвоем с братом-программистом, учится на восточном факультете университета. Родители умерли несколько лет назад, старший брат заменил их. То, что средства у них есть, Леня понял сразу – по тому, как Алена одета, какими духами пользуется, на какой машине ездит… точнее, ездила. Действительно, девушка бесхитростно сообщила ему, первому, в общем-то, встречному, что брат у нее – не просто программист, а большой мастер и владелец собственной компьютерной фирмы, небольшой, но процветающей…
Примерно через час Алена спохватилась, что ей пора уходить, но Маркиз напоследок сумел получить номер ее мобильного телефона и расстался со своей новой знакомой совершенно очарованным.
Его машина была здорово помята, следовательно, нужно было тоже отдать ее в ремонт, но Леня не доверял обычному автосервису и поехал к своему старому знакомому Уху, который разбирался в машинах как бог.
По дороге Леня подумал, что Лола, при ее чрезмерно развитой наблюдательности, наверняка пронюхает о его новом знакомстве, в буквальном смысле слова пронюхает, уловив необычный аромат Алениных духов. Поэтому он покрутился в гараже Уха, чтобы перебить тонкий волшебный аромат грубыми мужскими запахами бензина, металла и машинного масла.
Однако когда Лола вечером вернулась домой, она казалась на удивление тихой и не задала Маркизу ни одного вопроса.
– Свириденко! – громко объявила секретарша нотариуса, бледная девица в маленьких круглых очках.
Калерия Ивановна встала и направилась в кабинет.
Она просидела в приемной уже больше полутора часов и очень утомилась от ожидания. Ее деятельная натура совершенно не выносила вынужденного безделья. Тетя Каля изучила приемную вдоль и поперек: от темного скрипучего паркета и потертых деревянных панелей на стенах до гнусной пятирожковой люстры, которой самое место в захудалой жилконторе или в паспортном столе милиции, внимательно прочитала развешанные по стенам выдержки из законов и постановлений.
Тетя Каля настояла на том, чтобы прийти к нотариусу одной, ей казалось, что так приличнее и солиднее. Поэтому они договорились с Ольгой, что та подождет ее на соседней улице в кафе. Теперь тетя Каля невыносимо скучала и попыталась разговорить дожидавшуюся своей очереди испуганную тщедушную старушку.
Старушка разговаривать не стала, перепугалась еще больше и покосилась на сопровождавшего ее наголо бритого толстомордого братка. Браток злобно сверкнул на тетю Калю маленькими поросячьими глазами, скрипнул зубами, повел бритой головой, как будто ему тесен воротник, и Калерия Ивановна от греха пересела подальше.
Еще в приемной сидела большая семья, сгрудившаяся вокруг толстого важного деда, которого время от времени поили минеральной водой и уговаривали еще немножко подождать.
Наконец подошла очередь Калерии Ивановны.
Она открыла дверь кабинета, огляделась и сделала несколько шагов к столу.
За столом полагалось находиться нотариусу, но его там не было.
Тетя Каля удивленно огляделась. Других дверей в кабинете не было, и незаметно выйти нотариус никуда не мог. Правда, имелось окно, и, по летнему времени, оно было открыто, а нотариальная контора находилась на первом этаже, но Калерия Ивановна не могла поверить, что нотариус, солидный и, судя по всему, немолодой человек, выскочил из собственного кабинета через окно.
Тетя Каля в полной растерянности подошла к столу.
Она еще раз огляделась и вдруг увидела торчащий из-за стола ботинок.
Не очень аккуратный мужской ботинок с развязанными шнурками.
В ботинке торчала нога.
Тетя Каля почувствовала, как по спине побежали мурашки.
Тетя Каля была не робкого десятка, она простояла целый год на черноморском привозе и даже неоднократно сталкивалась с грозой привоза, легендарным капитаном милиции Голопузенко, а это говорит о многом.
Но у самого сильного человека бывают слабости.
Слабостью тети Кали были покойники.
Мало сказать, что она их не любила. Она их дико боялась.
И теперь, увидев незашнурованный ботинок, тетя Каля поняла тем самым шестым чувством, о котором так часто говорят те, у кого оно отсутствует, что нога, обутая в ботинок, принадлежит покойнику.
Она, крадучись, обошла кругом письменный стол, чтобы проверить свое ужасное предположение, и вскоре увидела все остальное – второй ботинок, вышедший из моды двадцать лет назад, костюм, и облаченного в этот костюм нотариуса Штокенвассера.
Нотариус лежал на полу позади собственного письменного стола и смотрел на тетю Калю пустыми мертвыми глазами.
– Ой, мама! – проговорила Калерия Ивановна.
На всякий случай она проговорила это достаточно тихо, хотя ей очень хотелось завизжать во всю глотку.
Нотариус был мертв абсолютно и стопроцентно.
Больше того, он не пал жертвой скромного, хотя и чрезвычайно обширного инфаркта или добропорядочного инсульта. На полу под его головой растекалась лужица темной крови, которая однозначно доказывала, что господин Штокенвассер сделал совершенно недопустимую для приличного нотариуса вещь – он был убит.