Леди Титаник
Шрифт:
– Это вы его во сне придавили… – рассмеялся Леня, – а что, спать больше никто не собирается?
Тетя Каля усовестилась, что разбудила работающего, как она думала, мужчину, и закрыла дверь.
Бедный Пу И никак не мог понять, что происходит. Он не делал ничего противозаконного, только попытался утвердиться на своем привычном месте. Его же чуть не раздавили, да еще за это отругали.
Лола шепотом утешала своего любимца, осторожно ощупала его на предмет повреждений и попыталась протащить в комнату Маркиза, которая была объявлена супружеской спальней, чтобы тетка ни о чем не догадалась. Но не тут-то было! На Лениной кровати давно и прочно спал кот Аскольд. И никому не собирался уступать своего законного места. Он так шипел и царапался, что Маркиз не выдержал и выбросил Пу И за дверь. Лола пыталась протестовать, тогда Леня сказал, что если она немедленно не заткнется, он выбросит ее вслед за Пу И. Лола испугалась, что тетка узнает про обман, и притихла.
Несчастный песик коротал ночь на диване в гостиной. Не самое плохое место, но Пу И обиделся до глубины души.
Наутро тетя Каля поднялась с петухами. То есть так можно сказать, если бы в квартире водились петухи. Но из пернатых имелся в наличии лишь попугай, который сам любил поспать. Тетя Каля нажарила гору румяных сдобных оладушек и перебудила всех. Напившись чаю и накормив всех оладьями с замечательно ароматным абрикосовым вареньем нового урожая, тетка собралась на вокзал за прибывающей черешней, взяв в провожатые одну Лолу. Леню, как занятого мужчину, от всего освободили, тетя Каля заявила, что ящичек с черешней небольшой, пудика два, даже носильщика не нужно брать, они и сами прекрасно справятся.
Скорый поезд Черноморск – Санкт-Петербург медленно подползал к перрону.
– Скорее, – бормотала тетя Каля, шагая вдоль состава и непринужденно раскидывая встречающих, как раскидывает противников прорывающийся к воротам хоккеист, – скорее, Олечка, а то Захаровна подумает, шо мы ее не встретивши, волноваться будет… а ей же вредно волноваться… У ней же черешни ящичек, хороший такой ящичек, аккурат два пудика… ей же одной никак не справиться, она ведь женщина слабосильная…
– Да не волнуйся ты, тетя Каля! – пыталась успокоить темпераментную родственницу едва поспевавшая за ней Лола. – Ну, подождет она пять минут, что ей сделается? И черешня за эти пять минут не испортится, если уж такую дорогу выдержала…
– Ну уж у вас и вокзал, – ворчала на ходу тетя Каля, – идешь, идешь, а все конца не видно… вот у нас в городе Черноморске вокзал – так то вокзал, все близехонько…
Поезд остановился, и навстречу хлынула волна приезжих – шумных, говорливых, загорелых, бурлящих, как молодое вино.
– Та вот же он, седьмой вагон! – обрадовалась тетка. – А где же ж тут Захаровна?
К вагону одновременно с ними подошли двое мужчин в белых халатах, один из них нес пустые носилки. Санитары вполголоса переговорили с проводником и скрылись внутри вагона.
– Захаровна! – окликала тетя Каля, заглядывая в окна. – Вот же ж я! Захаровна, ты где же?
Лола остановилась возле проводника перевести дыхание. Теткина бьющая через край энергия здорово ее утомила.
Рядом с Лолой разговаривали двое – невысокая кругленькая старушка и худощавая женщина лет сорока.
– Ох и натерпелась же я страху! – жаловалась старушка, одновременно пересчитывая чемоданы. – Ох и натерпелась! Ты представь, Лизавета, с покойником в одном вагоне ехать!
– Что ж, мамочка, бывает! Сердце, что ли?
– Та! Какое сердце! Убили ее, ночью убили! Ну, натерпелась я страху! Лизавета, а где же зеленая-то сумка?
– Вот, мамочка, твоя сумка! Ты только не переживай, сейчас Валерий подойдет, донесет все до машины… Неужто правда убили? Что, деньги у нее большие были? Деньги взяли?
– Ох! Ну, ты скажешь, Лизавета! Да какие же деньги? Откуда у нее деньги? Приличная такая женщина! Та! Я с ней сперва-то даже разговаривала, с покойницей…
– Что ты, мамочка, такое ужасное говоришь? Как же можно с покойницей разговаривать?
– Та! Лизавета, типун тебе на язык! Что ты выдумываешь? Я ж с ней прежде разговаривала, пока она еще была живая… Хорошая такая женщина, к родственникам ехала…
Тем временем санитары вышли из вагона. На этот раз они с видимым трудом тащили носилки, на которых громоздилось накрытое простыней крупное тело. Тетя Каля совершенно случайно оказалась рядом с носилками.
В это мгновение край простыни откинуло ветром, открыв землистое, безжизненное одутловатое лицо.
Тетя Каля застыла как громом пораженная. Она разинула рот, будто силясь что-то сказать, но слова неожиданно застряли у нее в глотке. Надо признать, что такое произошло с Калерией Ивановной первый раз в жизни. Прежде ей никогда не случалось терять дар речи, напротив, она скорее страдала излишней, просто болезненной разговорчивостью.
– Тетя Каля! – Лола бросилась на помощь родственнице. – Тетя! Что с тобой случилось? Тебе плохо?
– Тс-с! – зашипела вдруг тетка, переведя на Лолу округлившиеся от ужаса глаза. – Олечка, пошли отсюда скорее!
– Что такое? – Лола огляделась по сторонам.
Толпа приезжих понемногу редела, и теперь Лола увидела неподалеку на перроне машину «Скорой помощи», к которой неторопливо направлялись санитары со своей ношей, и еще одну машину – невзрачные «Жигули» с мигалкой на крыше и с боевой милицейской раскраской по бортам.
Проводник седьмого вагона разговаривал с мрачным сутулым парнем лет тридцати, в поношенной кожаной куртке и линялых джинсах, словно вышедшим из популярного сериала «Менты». Парень тоскливо курил, в левой руке он держал розоватый мятый листок билета.
– Свириденко, значит… проговорил он, морщась, как от зубной боли, – ну, нет покоя! Еще один глухарь! Свириденко, значит, Калерия Ивановна… ну чистый глухарь, печенкой чую…
Лола изумленно уставилась на тетю Калю и хотела что-то ей сказать, но тетка неожиданно схватила ее за локоть и поволокла в сторону вокзала, как бурный поток тащит легкую щепку.
– Тетя Каля, – Лола попробовала вырваться, но это было совершенно невозможно, – тетя Каля, а как же… Ты же встретить хотела… свою знакомую… черешня…
– Встретила уже! – проворчала та, затравленно оглядываясь. – Покушали черешни!
– Да объясни ты мне наконец, что произошло!
Тетя Каля резко остановилась, приблизила к племяннице побледневшее под многолетним загаром лицо и испуганно прошептала:
– Так то ж и была Захаровна!
– На носилках? – растерянно переспросила Лола.