Леди Ю
Шрифт:
На Украине не проводили реформ по образцу «шоковой терапии», как в России. Терапии поначалу вообще никакой не проводилось – ни шоковой, ни щадящей. Капитализм здесь с самого начала был государственным, с опорой на кланы, «красных» директоров и личные связи, так что самые крупные состояния делались исключительно «по знакомству», как в конце 1980-х открывались видеосалоны и коммерческие ларьки.
Это был тупиковый путь для страны и для населения, которое нищало еще стремительнее, чем в России, но без малейших надежд на будущее. Но такой клановый, почти семейный капитализм выглядел как-то спокойнее и внешне привлекательнее, чем у соседей. Поначалу было меньше крови. Это был капитализм для узкого круга, не подразумевавший ни возникновения среднего класса, ни его истребления в каждодневных
Чиновником, близким к распределителю земных благ, был и Александр Гравец, ставший для семьи Юлии Тимошенко партнером по бизнесу в ту эпоху. Двенадцать лет Гравец проработал в управлении труда Днепропетровского облисполкома – с ним Тимошенко, инженер отдела организации труда завода им. Ленина, познакомилась еще во времена бригадного подряда. Он стал другом семьи и совладельцем корпорации «Украинский бензин» (КУБ).
Для «оптимизации» прибыли КУБ решено было учредить как совместное предприятие, освободив его таким образом на 5 лет от налогов. Зарегистрированной на Кипре офшорной фирме Somolli Enterprises Ltd принадлежали 85 % уставного фонда корпорации, совладельцами с украинской стороны стали супруги Тимошенко и Гравец, каждому из которых принадлежало по 5 %. Впрочем, и Somolli Enterprises, несмотря на адрес в Никосии и почтенного адвоката Андреаса Петру, числившегося ее директором, принадлежала той же днепропетровской троице.
Гордое название корпорации реальности не отражало. Бензин был не украинским, а российским.
В дефицитные брежневские времена богатство той или иной советской республики определялось степенью сытости ее населения. Украина с ее уникальными черноземами, мягким климатом и, несмотря на безжалостное истребление в 1930-е годы, все еще сильным крестьянством была среди самых «сытых» республик Союза. Поэтому грядущее материальное благополучие стало одним из главных аргументов сторонников независимости. Идейные националисты, обращаясь к согражданам, писали в листовках перед декабрьским референдумом о том, что Украина в год производит на душу населения 1000 кг пшеницы, а потребляет всего 140, мяса вырабатывает 86 кг, тогда как самой ей нужно только 68 и т. д. Вывод напрашивался сам собой: свобода – это богатство и благоденствие.
Однако развал СССР преподал Украине урок совсем иной арифметики. Оказалось, что нефти Украине требуется в 20 раз больше, чем она добывает. Что индустрия на востоке страны – металлургия, химия, машиностроение – патологически энергоемка и не может существовать без дешевых российских энергоносителей – нефти и газа. На рубеже 1990-х никто еще не осознавал масштабов интегрированности и взаимозависимости экономик советских республик. Никто не помнил циничного предостережения главного архитектора советской империи Иосифа Сталина: «Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не могла бы существовать самостоятельно». Ловушка захлопнулась в тот день, когда пришла свобода.
Политическая независимость обернулась для Украины коллапсом экономики. С 1990 по 1993 год на треть снизились объемы металлургического производства, насчитывавшего на Украине свыше 270 предприятий. Останавливались химические заводы, поскольку 80 % сырья они получали из республик бывшего СССР. На глазах умирало государственное гражданское и промышленное строительство. Почти полностью прекратила существование легкая промышленность.
Макроэкономические показатели ужасали. За два года валовой национальный продукт сократился почти вдвое. Производство промышленной продукции упало на 41 %, продовольствия – на 35 %. Сотни тысяч людей потеряли работу, а тем, кто вкалывал, месяцами не выплачивали зарплат. Народ нищал и впадал в отчаяние. Весной 1992 года один из украинских публицистов припоминал статистику из листовок сторонников независимости и с горечью писал: «На мировом рынке сейчас за тонну пшеницы дают одну тонну нефти, на внутрисоюзном давали девять, в России после освобождения цен – около трех. Если Киев не научится заправлять комбайны
Увлекшись своим отчаянием, публицист, безусловно, преувеличивал: хуже сталинского голодомора в истории Украины ничего не было и быть не могло, разве что война. Однако тоскливые настроения, охватившие соотечественников, он выразил точно. Через месяц-другой после тихой кончины СССР страшно стало всем.
Оторванность от источников энергии, оставшихся в России, была центральной проблемой. Зависимость от российских нефти и газа на долгие годы стала для Украины символом национальной трагедии и причиной унизительных политических реверансов перед Кремлем всех украинских правительств. Однако эта же оторванность от энергоносителей порождала и головокружительно прибыльные бизнес-комбинации. Внезапно возникшая государственная граница между бывшими братскими республиками, которую пересекали нити нефте– и газопроводов, стала новым Клондайком для бизнесменов по обе стороны от нее.
История КУБа начинается с кредита в $2 млн, полученного через номенклатурного знакомца Геннадия Афанасьевича Тимошенко. На эти деньги закупили первую партию топлива. Ввезли на Украину, растаможили, реализовали. Вскоре команда Гравеца и семьи Тимошенко работала с важнейшими нефтяными регионами России от Башкирии до Сибири, завозя на Украину сырую нефть, бензин и мазут. Стиль бизнеса вполне отвечал удачной формуле перековавшегося комсомольца Тигипко: в облаках здесь никто не витал, все стремительно перебирали конечностями, а если надо, больно кусались. Празднование первой годовщины КУБа украшал лаконичный транспарант: «Кто с нами не работает, тот с нами не ест».
Проблема состояла в том, что денег тогда не было ни у колхозов, ни у заводов, так что платить за энергоносители им было нечем. Главное искусство предпринимателей состояло в создании цепочек безденежных взаиморасчетов. За нефть колхозы расплачивались продуктами, этими продуктами можно было рассчитаться с заводами, производящими, например, цемент. Цемент шел по железной дороге в счет оплаты транспортных услуг. Капитализм в постсоветских странах начинался с феодального натурального хозяйства. Безналичные расчеты стали единственной возможной формой финансовых взаимоотношений в условиях хаоса, царившего в стране. Близкий к КУБу человек вспоминает, что обменные цепочки насчитывали порой до 12 звеньев и неоднократно пересекали границу между Украиной и Россией.
А граница эта, поначалу практически неразличимая, год от года становилась все реальней.
Еще в ноябре 1990 года Украинская Советская Социалистическая Республика ввела купоны – специальные бумажные знаки, без которых на ее территории невозможно было что-либо купить. В 1991 году в ответ на это Россия прекратила централизованные поставки на Украину бумажных денег. В январе следующего года российское правительство реформатора Егора Гайдара отказалось от государственного ценообразования, и отпущенные на свободу цены рванули ввысь с головокружительной скоростью. Товары из Украины устремились в Россию, где за них больше платили. Украине ничего не осталось делать, как продолжить выход из «рублевой зоны», и следом за купонами в обращение были запущены новые денежные знаки – карбованцы. Эти деньги не были обеспечены ни золотым запасом, который целиком остался в Москве, ни государственными гарантиями. К 1993 году масса бумажных денег в обороте увеличилась в 19 раз, а к 1994 году гиперинфляция перевалила через немыслимую отметку 10 200 %.
В этих условиях натуральный обмен был выгоден еще и тем, что почти легально освобождал от налогов. Ведь никаких денег во взаиморасчетах между фирмами вроде бы нет… Деньги, разумеется, появлялись, просто они не оставляли следов в бухгалтерских отчетах. Наличные деньги – десятки и сотни тысяч долларов – переходили из рук в руки, перевозились в чемоданах из города в город, пересекали государственные границы (регулярно создавая их владельцам проблемы вроде тех, что свалились на Юлию Тимошенко сперва в Запорожье, а потом в Москве) и по большей части оседали на счетах в далеких от Украины и России банках. Экономика уходила в тень.