Ледник Плакальщиц
Шрифт:
Иван Лю протягивает желтоватый лист. Оба охранника сразу же кивают, захлопывают окно, делая характерный жест – проезжайте.
Мы пересекаем забор и я, уже окончательно проснувшись, понимаю: никакой это не интернат.
«Солнышко» был темным местом. Чаще всего – серым с коричневой массой копошащихся униформ, но порой непроглядно, чернильно-черным, особенно по ночам. Электричество немилосердно жгли колючими белыми лампами утром и днем, но почему-то ночью нельзя было даже зажечь маленький светильник, чтобы выйти по нужде. Если приспичило – изволь пробираться во мраке.
А здесь огоньков тысячи,
– Уже приехали, – сообщает нам Иван Лю. – Сейчас до кампуса десять минут, а там отдохнете до утра.
Последняя часть пути самая короткая, но и самая захватывающая. Мы едем по улицам мимо домов, я пытаюсь прочесть надписи и дорожные знаки, вывески, номера. Кое-где деревья. Я слышу лай собак. В некоторых домах горит огонь. Людей на улицах, конечно, нет: комендантский час везде одинаковый, и все же город живет, пульсирует, как сердце, и ощущает нас. Я даже машу в окно рукой. Аленка повторяет мой жест и подпрыгивает на сидении.
Машина поднимается по невысокому холму: дома закончились, зато на вершине большое здание. Оно похоже на интернат, хотя и немного поменьше. Оно ярко освещено уличными фонарями.
– Ну вот, это наш НИИ, здесь вам уже подготовили комнаты в общежитии. Сейчас проводят, а утром увидимся.
Иван Лю заводит машину в просторный ангар: это помещение расположено отдельно. Никогда не видела столько автомобилей сразу. Штук двадцать или тридцать, а то и пятьдесят. Потолок низкий зато в нем тоже электрическая подсветка. В интернате точно такого не было.
Мы с трудом выбираемся из машины. Ноги затекли. Снаружи холодно. Я не была вне помещения ночью много лет.
Странная мысль, но я задерживаюсь на улице, и поднимаю голову. Когда-то нравилось любоваться звездами: большими и яркими на черно-синем небе. Сейчас они мельче и тусклее. Разочарование.
– Пойдемте, – торопит нас Иван Лю, Аленка оглядывается, тоже смотрит вверх, пожимает плечами. По-моему, она считает, что на звезды смотреть никакого смысла.
Ну и ладно.
Я иду за ними, дрожа и стуча зубами.
Звезды похожи, говорят, на слезы Инд. Это не совсем правильно, потому что кристаллы небольшие, не крупнее перепелиного яйца, а те штуки наверху —огромные огненные шары. В легендах кристаллы становились звездами и наоборот, но я ведь не собираюсь верить в богиню, в ее глупых дочерей и в Плакальщиц? Правда?
Я впервые за целый день достаю фигурку и сжимаю в ладони.
Нас встречает женщина, которая просит называть себя Татьяной. Она высокая, крупная, с довольно светлыми и при этом вьющимися волосами, у нее большой нос картошкой с расширенными порами. Одежду она носит нейтральную – хаки, наверное, предполагаю я, обслуживающий персонал. Пытаюсь разглядеть полоски на обширной груди – ничего.
Аленка мнется. Я решаюсь спросить у Татьяны про туалет. Она почему-то улыбается, показывает в сторону двери, и мы с Аленкой ныряем туда, толком не оглядевшись.
Внутри блестящий кафель, светло – и несколько дверей. Это сбивает с толку. В интернате дырки в полу просто строились в шеренгу, совсем как мы перед выдачей рабочей смены. Некоторые новенькие стеснялись справлять нужду при других, но от неловкости быстро отучаешься – слишком мало времени давалось на естественные надобности. При всех, не при всех, какая уж разница.
Я уже и забыла, что надо уединяться. Зато Аленка помнит, она быстро ныряет в правую кабинку: всего их три. Снаружи еще большое окно, сейчас —темное, с пятнами фонарей за стеклом. На подоконники пепельница-жестяная банка из-под консервов, в ней вода и плавают окурки, но характерной табачной вони почти нет.
В кабинке тоже чисто. А еще здесь висит целый рулон бумаги. Большой. Белый. Не выданные два-три листика.
Потом мы моем руки. Вода теплая. На кафельной стене нашлепка из блестящего металла, похожая на маленькую корзинку, а в ней – розовый кусок мыла, я даже не сразу понимаю, что это мыло. Аленка подсказывает: берет, он пенится. Пахнет ягодой.
Забыла, какой именно.
Точно не морошкой.
Я плохо разбираюсь в ягодах, тундра небогата на них, да и в убогом лесу при «Солнышке» мало что росло.
Татьяна терпеливо дожидается нас снаружи, а потом ведет за собой. Я оглядываюсь, Аленка тоже. Здесь немного похоже на интернат, но коридоры поуже, а стены раскрашены в основном в синий цвет с белыми указателями. «Столовая». «Комнаты отдыха». «Лаборатории», – я читаю, проговаривая губами. Я замечаю плакаты с яркими картинками. В интернате тоже были плакаты – сплошь из серых и красных тонов, а речь в них шла о том, что надо работать, иначе ты так и останешься бесполезным балластом для Коллектива. Еще был один маленький плакат с техникой безопасности на разных видах работ. Только все равно никто не соблюдал никакой безопасности.
Я бы остановилась и почитала то, что написано здесь – может, про слезы Инд будет, хотя это дурацкая мысль. Татьяна нас торопит. Мы идем по направлению «Столовой».
Помещение просторное, хотя раза в три меньше, чем в «Солнышке».
– Уже поздно, поэтому выдам вам только сухой паек, – объясняет Татьяна. Она оставляет нас с Аленкой в окружении квадратных столов и скамеек. Они деревянные и цветные: желтый, зеленый, белый. Красиво, думаю я. Мы переглядываемся. Раздаточная стойка сейчас пустует, аккуратной и тоже разноцветной стопкой сложены пластиковые подносы. Я замечаю пару кранов прямо в стене, поворачиваю – льется кипяток.
Никогда прежде такого не видела.
– Бойлер сейчас толком не работает, – отпрыгиваю и отдергиваю руку, не успевая повернуть кран. Вытягиваюсь по струнке. Татьяна смотрит на нас удивленно, потом вздыхает и перекрывает кран с кипятком. – Утром дадут чай, сейчас только это.
Она вручает нам по картонной коробке. Не очень тяжелой, даже Аленка без труда удерживает.
– Комната вам уже готова. Одна на двоих, надеюсь, вам это подойдет. Одежда в шкафу, удобства на этаже.
Мы сбиты с толку. Я отвыкла от того, что можно не делить спальню с сорока другими девочками. Аленка как будто уверенней – ну да, она же еще совсем недавно жила дома. В настоящем доме со стенами и деревянной кроватью, может быть, там даже стоял радиоприемник.В тундре и то у нас был фургон-трейлер.